вышеупомянутым фейри.
Отец говорит что-то на вороньем, и Лоркан отвечает, его золотистые глаза за струйками черного дыма вспыхивают. Хотелось бы мне понимать их язык!
Лоркан переводит свой все еще прищуренный взгляд на меня.
Утром я пришлю к тебе учителя.
Я хочу понимать, я не сказала, что готова его учить.
Лоркан подается вперед и кладет локти на стол.
Значит, убить Сильвия ты тоже не готова?
Как же ты пришел к такому выводу?
Ты сказала, что «хочешь» собственноручно пронзить его сердце.
Я скриплю зубами: ненавижу, когда против меня используют мои же слова.
Отец не замечает нашего мысленного разговора, его взгляд прикован к луже вина вокруг покореженной кружки.
Как сказать «отец» по-вороньи? – спрашиваю я.
Дайи.
– Дайи? – Обращение непривычно перекатывается на языке, но не то чтобы неприятно.
Черные глаза Кахола взлетают от красной лужицы и останавливаются на моем лице.
– Что вы с Лорканом обсуждали?
Целую минуту он молчит: либо потрясенный тем, как я к нему обратилась, либо обдумывает, чем именно со мной поделиться. Наконец выпускает кружку из рук и хватает скомканную салфетку. Вытирая руки, говорит:
– Я предложил привести командора сюда, чтобы исполнить твое желание, но Лоркан не поддержал мое предложение.
Я оглядываю каменные стены и фонари вокруг. Может, для меня эти гроты и стали тюрьмой, но для остальных это место – надежное убежище.
– Не следует пускать Сильвия в Небесное Королевство, – говорю я. – Следует выпустить меня.
Ногти Лоркана вонзаются в эбеновое дерево.
– Что ж, увы, тебе выходить нельзя.
– Почему? Почему ты меня здесь держишь? Я тебя освободила. Вернула к жизни.
– Пока мы не избавились от барьера, только ты будешь способна освободить меня от обсидиана в случае, если Данте не сможет управлять своими подданными. Или собой. – Темная броня на груди Лора скрипит от глубоких вдохов и еще более глубоких выдохов. – Мне нельзя рисковать и позволить проклясть свой народ в третий раз.
Мне по-прежнему ненавистно мое положение, тем не менее, по крайней мере, теперь я понимаю, почему меня заперли.
– Значит, как только падет барьер, я буду свободна?
Мужчины обмениваются напряженными взглядами, от которых у меня позвонки вытягиваются по струнке.
Не держи меня в неведении. Не после всего, что я для вас сделала. Это не только несправедливо, но и жестоко.
– Как только ты снимешь проклятие целиком, ты будешь… свободна.
Его промедление заставляет меня задуматься, какую свободу он подразумевает.
Как бы между прочим, я не считаю формой свободы смерть.
Ты не умрешь. – Угрюмое настроение Лоркана немного смягчается. – Обещаю, Биокин.
Я киваю, немного успокоенная. Остается вопрос проклятий и их разрушителей – то есть меня.
– В каком смысле «снять проклятие целиком»?
Отец продолжает вытирать пальцы, хотя, как я подозреваю, вина на них давно не осталось.
– Еще до твоего рождения – даже до зачатия – Бронвен предвидела, что у нас с Деей родится дочь, которая будет обладать силой навсегда разрушить обсидиановое проклятие воронов.
У меня отвисает челюсть.
– Так вот почему ты назвал меня разрушительницей проклятий? Не потому, что я тебя освободила.
Верно.
Ого! А я-то считала себя слабой и бесполезной.
– Скажи на милость, как же мне сломать это проклятие?
Лоркан вздыхает.
– Этого Бронвен пока не видела.
– Позволь внести ясность. Ты намерен держать меня в Небесном Королевстве до тех пор, пока Бронвен не явится очередное видение?
Да.
– А если она увидит, как я снимаю ваше проклятие, только, скажем, лет через шестьдесят?
– Нас сковали на пятьсот лет, Фэллон. А потом еще раз на двадцать…
– Я не собираюсь проводить лучшие годы жизни в пещере в облаках, вдали от цивилизации.
Лор сдавленно фыркает.
– На твой взгляд, мы недостаточно цивилизованны?
Я трясу головой.
Похоже, отца не так задевают мои слова о цивилизованности воронов, как Лоркана, потому что из всего сказанного мной его внимание привлекает только это:
– Лучшие годы?
– В отличие от вас, я не бессмертная. – Тут мысль о моем происхождении дает мне подзатыльник. – Или бессмертна?
– Пока твоя магия заблокирована… – король воронов устремляет взор на окно, выходящее на густой ракоччинский лес, – …ты не бессмертна.
Отец тяжело сглатывает: возможно, вспомнил о моей матери, чья магия тоже блокирована.
– Еще одна причина остаться здесь, инон. Здесь с тобой не случится ничего плохого.
– Может, плохого не случится, но и хорошего тоже, – бурчу я, подсчитывая, сколько пар обуви истопчу, расхаживая по этим каменным коридорам. – У меня поедет крыша, как у фейри под уриной спрайтов. – Лоб Кахола собирается в гармошку, и я добавляю: – Сама я не пробовала, мне просто рассказывали. Да и вообще раз я не фейри, вероятно, моча на меня не подействует. Что подействует, так это жизнь затворника. У меня начнется высотная болезнь. Вам не понравится. Поверьте. Или спросите моих друзей. Они расскажут, какой несносной я могу стать.
Если подумать, мое сумасшествие может вызвать у них желание выкинуть меня из гнезда…
Моя затруднительная ситуация вызывает улыбку на устах Лоркана.
– Меня забавляет не твоя ситуация, Фэллон, а ход твоих мыслей.
Вдруг Кахол издает сиплый звук, лицо становится красным… пунцовым. Превеликий Котел, он подавился?!
– Лоркан! – кричу я, постольку тот даже зад со стула не поднимет.
Кахол вскакивает так резко, что его скамейка опрокидывается. Глухой стук от падения вторит сумасшедшему биению моего сердца, я готова кинуться к нему через стол и начать массаж сердца. Я только нашла отца, я не могу его потерять из-за…
Я обшариваю взглядом стол. Что он мог такого проглотить? Спаржу? Морковку? Я не готова хоронить отца из-за овоща!
Он бессмертен, Фэллон. – Слова Лора немного приглушают мой ужас.
– Ты не похоронишь отца из-за еды.
– Нет… – Лицо отца блестит от ярости. – Нет!
Я не… ничего не понимаю.
– В чем дело?
Лоркан опускает голову, золотистые глаза прикованы к другу.
– Я собирался тебе сказать, – говорит он Кахолу.
Мои брови сходятся на переносице.
– Сказать что?
Отец плюет, издает лающий смешок, от которого поток адреналина в крови иссякает. Придя в себя, он проводит ладонями по лицу, еще больше размазывая сажу, и рычит, подобно сельватинскому леопарду.
– Какого подземного мира вообще происходит?! Это что, какой-то побочный эффект от десятилетий в форме куска обсидиана? – кричу я пронзительно, тем не менее мужчины не обращают на меня ни малейшего внимания.
Нет.
Мне кажется или в ментальном голосе Лоркана улыбка?
Впрочем, наверняка кажется, поскольку выглядит он как вестник, принесший плохую новость.
– Ты же знаешь, как это бывает, мой друг. – Король спокоен, предельно спокоен, в то время как у меня сердце превратилось в воришку-полукровку, за
