Ознакомительная версия. Доступно 9 страниц из 42
ему сказал о служилых людях, которые изъяли все товары и добро у Степана. Хотел было полюбопытствовать Софрон, но не решился.
Михаил, меж тем, важно уселся, положив ладони на коленях. Ехидно ухмыляясь, поглядывал он на монетку, и на Степана. И помолчав немного, промолвил:
— Ну что ж, братцы! Нам днесь в Рим идти не надобно. Наше дельце нехитрое! Хотя Архангельск тоже неблизко — пятьсот вёрст! А потому, нам нужно поскорее выезжать. Вон, уж снег тает! Глядишь, так в дороге и завязнем — даже до Вологды не доберёмся! Хе-хе! — купец поправил высокий воротник своего ярко-красного кафтана. Улыбаясь, он почесал лицо и посмотрел в глаза Софрону. — Мы сейчас идём в кабак, а завтра — отсыпаемся. Ну а на другой день, с Божьей помощью, в путь-дорогу!
Софрон растерянным взглядом поочерёдно смотрел на своих собеседников. Он напрягся и с серьёзным лицом спросил Михаила:
— Что, сударь, нашего товару тебе не надобно? А говорил, что посотрудничать решил с моим отцом.
— А на что мне твой товар? — недоумевал купец. — Решили же, что на моём кораблике поплывём из Вологды в Архангельск. Там у меня товарищи есть, у них остановимся. Назад тоже вместе воротимся. Ты с нами, или нет?
— Я? В Архангельск?!
— А кто? Савелий сказал, что сам не поедет.
— Отец мне ничего не говорил! — с раскрытыми от удивления глазами отвечал Софрон. — А кому мы товары-то будем продавать?
— Кому-кому? Немцам15, из дальних стран! — воскликнул он в ответ.
— Идём в кабак! — нетерпеливо крикнул Степан.
На большом и толстом белом пне лежала сверкающая золотая монета с мордой волка. Небо порозовело. Маленькое солнышко бросало свои последние лучи. Степан сжал рукоять своего острого ножа. Он замахнулся и с силой воткнул лезвие в пень. Нож торчал из его поверхности, возле блестящей заморской монетки.
…
В кабаке было светло, тепло и просторно. И очень шумно. Отовсюду звучали весёлые крики и смех: заливистый и гулкий, иногда тяжёлый и басистый, а порою надрывный и необычайно громкий. Иные раззадорившиеся стучали тяжёлыми кубками по своим деревянным столам. Из дальнего конца кабака доносилось приятное бренчание гуслей. Звуки домры и свирели перемежались чудесным и звонким женским голосом, распевавшим:
«В сто-ольном во городе, во Ки-иеве,
У сла-авного, у князя, у Влади-имира!
Было пирова-а-ание, почётный пир,
Было столова-а-ание, почётный стол!
На мно-огие на кня-язи, на боя-а-аре…
Товарищи сидели за высоким и длинным столом. Софрон сел у самой стены избы, подле Фёдора. Напротив был Михаил. В конце стола сидел Степан. Перед каждым стоял высокий оловянный кубок. На столе был серебристый сосуд с вином. Здесь же стояли две большие братины16 — вытянутые деревянные лукошки, с концами в виде лошадиных голов. Оттуда торчали, кучно вздымаясь из-за краёв, блескучие тёмненькие огурчики, вместе с сочными желтоватыми кусочками варёной репы и длинными свёрточками ветчины. Каждый держал свою чашу. Фёдор, слегка постукивая и водя ею по столу, говорил не торопясь, монотонным голосом:
— …мы тогда ходили на вылазку. Баторий своих людей полсотни тысяч привёл, а нас — нас всего двести удальцов было! Ну, ясное дело, что мы не прямо на их стан пошли. Мы тихонько, из-за леса — да к обозам. Завидели нас ихние рыцари. Там были знатные шляхтичи, в основном, а не немцы, которые в ихнем войске только за серебром. Бились мы отважно, ничего не скажу… Но и они не сплоховали, из наших — человек семьдесят зарубили. Хотели мы их обозы зажечь, да не зажгли! Я в том бою чуть не погиб. Навстречу мне вылетает один, на коне — здоровый, и в латах! Моего коня непойми откуда подстрелили, он тотчас и свалился наземь! Вернее я сперва полетел — потом он на меня. Думал раздавит! А он только своею ногою мне мои ноги придавил. Я лежу, пытаюсь выползти, да не выходит нихера, а ноги оттого страшнее только болеть начали! Подлетает рыцарь на коне, рубит саблей мою голову! А я ж успел что есть силы дёрнуться — и он только мне возле уха и глаза левого, вот тут, — Фёдор показал пальцем на свой рубец возле левого глаза, — вот здесь только сабля его прошла, и в траву уткнулась! Копыта его коня прямо возле ушей ударили, аж землёю лицо засыпало!
Товарищи слушали внимательно. Михаил потянулся к кувшину, тихо приговаривая: «Добро!», и принялся разливать крепкое вино по кубкам. Степан первый подставил свою чашу, Софрон взял два жирненьких куска ветчины из братины, и положил в рот. Затем и Фёдору налили вина. Поочерёдно смотря в глаза собеседникам, он продолжал:
— И что ж? Я своей саблей его за ногу подцепил — и он рухнул возле меня! Конь его без седока улетел. А я чудом выполз из-под своего-то из-под мёртвого! Прикончил я того рыцаря, и взял саблю! С ножнами, — Фёдор наклонился ближе к слушателям, — из чистого серебра, с алыми каменьями! И до сих пор держу! Как память — о том бою, которому почти два десятка лет…
— Дорогая небось сабля? — заедая ветчиной, спросил Софрон.
— Дорогая! Но продавать её не хочу.
— Братцы! — задорно воскликнул Михаил, вставая с лавки. — Выпьем за здоровье нашего великого государя, Бориса Фёдоровича! За здравие его бояр, и всего христолюбивого воинства!
— Выпьем! — крикнули товарищи.
Они чокнулись, звякнули оловянные кубки. Каждый осушил свою чашу. Софрон тотчас скорчил лицо. Глубоко и тяжко вздыхая, он потянулся к братине. Остальные сделали то же, вытянув оттуда по огурчику. Михаил громко засмеялся, взглянув на Софрона:
— Вот оно, вино добренькое и крепенькое! А не та бурдень заморская, из винограда, какую нам немцы привозят!
— Ух… — отвечал Софрон, дожёвывая огурец и вытирая слезинки возле глаз. — Мне прям всю глотку обожгло… Крепенькое, правда!
— Надо ещё по одной! — купец радостно устремился к блестящему кувшину с вином. Все приготовились подставлять кубки.
— Здорово придумано, — воскликнул Степан, сидевший в конце стола, поглядывая вокруг себя. — Такое прибыльное дело! Столько народу, каждый хочет свою душу развлечь! Вина выпить, девок озорных потискать. И все денежки — в карман целовальнику17! А кроме него — никто не может такого же кабака
Ознакомительная версия. Доступно 9 страниц из 42
