живыми, будто вот-вот, буквально только что росли на лугах и холмах. С них разве что утренняя роса не капала, а в бутонах не жили феи.
Хотя какие, к демонам, феи. Старая горшечница Дюрбава, торгующая по соседству от юноши, в такие глупости не верила. Это вон дети малые или терниты все охотиться за феями — каждый цветок выдернут и проверят, а старая, битая жизнью горшечница в подобные бредни не верила. Как не верила она и в дворфов, эльфов, русалок, духов, демонов и многое другое, успешно существующее под светом звезды.
Во что же тогда верила сварливая бабка? А в то, что сын суккубши, а кем еще может быть этот хлыщ, явно отбирает у бедной старушки лишнюю четвертинку медяка. Вон, девки вокруг него так и вьются, а парни, посматривая на это «цветочное» великолепие, тоже встают в очередь, чтобы познакомиться с тем или иным «цветочком».
Одно радует — волшебник сюда редко заглядывает, пару раз в год, не чаще. Но после его ухода, все девки на вечерних посиделках только о нем и говорят. Да и бабы замужние, порой, позволяют себе непотребные помыслы.
— Беспутницы, — сплюнула бабка, сидя в одиночестве подперев голову рукой. — Боги вас покарают.
В тот же самый миг на улице послышались крики, медленно переходящие в стоны. Страшные стоны. Уж старая горшечница могла отличить их от сладострастных — немало в своей жизни она подобных послушала, да и чего греха таить — сама издала. Нет, в тех стонах не было ни сладострастия, ни шутки, ни юного смеха, только страх и ужас.
Вмиг на площади зависла гнетущая, кладбищенская тишина, а потом началась паника. Все забегали, кто-то падал, спотыкаясь, народ кричал и что-то вопил. Начал было звонить колокол в храме, но мигом оборвался — видимо звонаря тактично прирезали.
Не орали и не кричали только двое — красивый юноша, лениво подсчитывающий деньги в миске, словно не замечающий панику и суету, и горшечница. Дюрбаву сковал страх. Она на своем веку уже наслушалась этих колоколов, которые внезапно затихали, на мгновение оглушая резким звоном. Наслушалась и подобных криков и далекого, словно приглушенного лязганья, с каждым ударом сердца все приближающегося и усиливающегося.
И, словно олицетворяя самые страшные ужасы из жизни горшечницы, на площади появилась группа из семи людей. Двое с посохами и в балахонах, один с огромным щитом и мечом, другие кто с чем. Кто-то с саблями, кто-то с кинжалами, один и вовсе с мушкетом и луком.
— Всем стоять! — рявкнул тот, что с кинжалами. С них на землю падала кровь, а на том, что покороче, красовался какой-то красный шарик. Присмотревшись, Дюрбава чуть не потеряла сознание, и потеряла бы, если не животный ужас, сжавший её сердце. На кинжал было нанизано чье-то глазное яблоко.
— Красноречив ты Эрик, — хмыкнул высокий магик в балахоне, у него на поясе висела связка каких-то черепов и костей. — Меня аж пробрало.
— Вообще без спору, — кивнул обладатель мушкета. — Запугал несчастных.
Бандиты захохотали над собственными шуточками.
— Так! — гаркнул некто Эрик. — Мы банда «Ночные коты». Кто не сдаст деньги и ценное имущество на благо неимущих…нас, с теми будем поступать так.
Кинжальщик вдруг развернулся на пятках, в воздухе мелькнула серебряная вспышка, а мгновением позже на землю упала молодая девка. Её левый глаз пронзила длинная металлическая игла. Она насквозь пробила голову и вгрызлась в деревянную стену лавки кожевника. Из глазницы фонтаном била кровь, а в воздухе витал смрадный запах.
Где-то заплакал ребенок.
— Ба-бах! — треснуло небо.
Раздался материнский вскрик в тот миг, когда голова маленького мальчика взорвалась, словно испорченный, подгнивший арбуз.
— Дух молчания! — магик провел пальцами по черепами и мать, бежавшая к убийцам, свалилась на колени. Она выпучила глаза, в хрипе открыла рот и стала до крови царапать горло, на котором проявлялись отпечатки двух рук — вот только рук никаких и не было. Только могильный холод и дрожание воздуха — на мать напал призрак. Среди напавших стоял Некромант.
По площади летел испуганный шепот, казалось — солнечное небо покрылось мглой. Каждый дрожал от страха, и только красивый юноша продолжал спокойно считать монеты.
— Не люблю спиногрызов, — скривился убийца, засыпая какие-то черные гранулы в свой мушкет.
— Ну спасибо, Двач, — скривился держатель щита. — Теперь за нас награду еще на пару серебрух поднимут.
— Да все равно завтра в Кавельхольм отправляемся, — пожал плечами второй магик, беспристрастно лицезревшей бойню. — Там стражи деньги любят не меньше нашего.
И это было верно. Весь континент знал, что стражник Кавельхольма за достойную плату даже свою жену под чужого подложит.
— В общем, — продолжал Эрик, лениво покачивая кинжалом, сидя прямо на трупе убитой женщины. — Все вы убедились в серьезности наших намерений, так что складываем добро в мешок и не тявкаем.
Среди лавочников и покупателей пошли двое магиков, тащивших тяжеленые с виду мешки. Но сведущие в волшебных искусствах люди знали, что те облегчены Словом. Правда, судя по рожам магов, сил у них имелось не так много и Слова были не столь действенными.
А народ, подобно покорным овцам, скидывал с себя все, что имело хоть какую-то ценность.
В мешок летели четвертаки медяков, редкий целостный медяк, какие-то дешевые украшения, но разбойникам все казалось мало. Они начали сдергивать с невест серебряные обручи, щедро раздавая пинки на право и на лево. Порой стервятники потешались над каким-нибудь бедолагой, а тот вопил от ужаса, когда Некромант призывал приведений. Из безголового ребенка и его матери бандиты сделали зомби, чтобы те тащили мешки. Щитоносец нашел это умной идеей, похвалив своего приятеля за находчивость.
В воздухе висела паника. Она саваном накрыла площадь деревни и лишь один человек сохранял спокойствие. Красивый юноша, досчитав монеты, собирал в мешок товар. Удивительно, но внутри торбы оказались маленькие ремешочки и кармашки — каждый под свой сорт цветов.
— Эй, ты! — рявкнул щитоносец.
Повисла тишина, нарушаемая редким, испуганным всхлипом. Красавец оглянулся за спину, посмотрел по сторонам, а потом ткнул себя в грудь.
— Я? — удивился он.
— Да, ты! Тебе особое приглашение нужно, или думаешь, что особенный?
Юноша замер, наверное, тоже испугался. Старая горшечница уже видела такое — кровь к голове прильнет и словно выпадаешь из реальности, все кажется дурным сном. А как отхлынет, так тут уж страх сердечко то и сожмет.
— А, —
