зло, переустроить мир на более разумных началах. Ее отличают высокий пафос гражданственности, публицистичность, оперативность отклика на «злобу дня». При этом объектами обличения нередко были конкретные лица. Таков, например, цикл эпиграмм на реальных исторических деятелей того времени под названием «Эпитафии, или Несколько надписей надгробных для вождей наших бесподобных».
В большинстве своих сатирических стихотворений и эпиграмм Х. Смирненский, однако, стремился к художественному обобщению, к типизации. Резкими, выразительными штрихами он набрасывал сатирические типы эпохи (облик одного из них — «патриота» — великолепно нарисован в стихотворении «Pro patria»), разоблачал царящий в стране цензурный гнет («Цензура»), социальные «болезни» болгарского общества («Чох»).
Широко использовал Х. Смирненский и жанр фельетона, на новом историческом этапе развивая традиции Христо Ботева, Алеко Константинова и Георгия Киркова.
Фельетоны его носили остро злободневный, публицистический характер. В них много конкретики, много реалий, присущих той эпохе. Но даже в такого рода произведениях Смирненский достигал большой глубины и силы сатирического обобщения. Перечитайте, например, его «Вашингтонскую конференцию», и вы убедитесь, что этот стихотворный фельетон, написанный «на злобу дня» шестьдесят лет тому назад, и в наше время звучит весьма актуально.
Среди прозаических сочинений Смирненского нужно особо выделить «Сказку о лестнице», созданную писателем незадолго до смерти. Это уже не фельетон, а притча, написанная в условно-сказочной манере. Здесь нет конкретно-исторических реалий; нет той видимой, «сиюминутной» злободневности, которая характерна для фельетона. Здесь злободневность иная — внутренняя, эпохальная.
«Сказка о лестнице» Христо Смирненского утверждала эффективность принципов художественной условности в сатире и явилась одним из высших достижений болгарской сатирической литературы этого периода.
Немало сделали для развития политической сатиры в 20—30-е годы и другие болгарские писатели. Нельзя не вспомнить в этой связи Димитра Полянова, Димитра Подвырзачова, Христо Ясенова, Сергея Румянцева, Тому Измирлиева (брата Христо Смирненского), Асена Разцветникова. Их сатирические стихи, рассказы, фельетоны разоблачали фашистские порядки, установившиеся в стране, клеймили продажных политиканов и их прихлебателей.
Разумеется, власти предпринимали всяческие меры, чтобы пресечь распространение «вредного» смеха, запрещали сатирико-юмористические журналы, беспощадно расправлялись с неугодными авторами (Христо Ясенов, Сергей Румянцев были в 1925 году замучены в застенках полиции).
Но «искоренить» сатиру не удалось. Вместо запрещенных журналов появлялись новые (так, на смену «Красному смеху», закрытому властями в конце 1923 года, приходят сначала «Звонарь», а затем «Жупел»). Писатели-сатирики и художники-карикатуристы, наученные горьким опытом, печатают свои сочинения под псевдонимами.
О том, в какой общественной обстановке приходилось тогда работать сатирикам, повествуется в рассказе Томы Измирлиева «На минутку в полицейское управление». «Приглашение» редактора сатирико-юмористического журнала в полицейское управление обычно означало только одно: что на редактора и на журнал должны обрушиться очередные кары. И хотя автор предпочел дать рассказу концовку чисто юмористическую, читатель, разумеется, отлично понимал, что на самом деле подобного рода визиты оканчиваются совершенно иным образом.
Большой вклад в развитие болгарской сатирико-юмористической прозы внесли в 30-е годы Димитр Чорбаджийский, публиковавший свои произведения под псевдонимом Чудомир, и Светослав Минков.
Первый из них начал писать еще в 1908 году, когда был студентом. Однако наиболее интенсивный период творческой деятельности Чудомира приходится на 30-е годы. Именно в это время его небольшие юмористические рассказы часто печатаются в периодике, выходят отдельными сборниками и быстро становятся популярными.
Писатель развивал ту линию в болгарской сатирико-юмористической литературе, наиболее видным представителем которой был Елин Пелин. Чудомир тоже отлично знал быт и нравы крестьянства и тех, с кем крестьянам приходилось сталкиваться в повседневной жизни: сельских священников, мелких торговцев, владельцев кабаков, старост, чиновников и т. д. и т. п. В его рассказах запечатлено множество сочных, колоритных сценок, выхваченных прямо из жизни и дающих точное представление о болгарской провинции того времени.
Сам Чудомир считал себя юмористом. Он видел в юморе важное средство нравственного воздействия на людей. «Говорят, — замечал он, — что народы, как дети, не любят, чтобы им читали мораль, а хотят постичь истину развлекаясь. Говорят еще, что если сатира — скальпель хирурга, то юмор — это «приятный бальзам» на рану. А раз так, не остается ничего другого, как только пожелать, чтобы этот приятный бальзам производился в большом количестве и продавался повсюду, потому что у нас еще много ран, требующих лечения»[4].
Во многих своих рассказах — особенно в тех, где речь шла о простых тружениках, крестьянах, — писатель действительно не выходил за пределы повествования юмористического («От дела не отрывать!» и др.). Однако в тех случаях, когда в поле зрения автора оказывались разного рода тунеядцы и проходимцы, насмешка Чудомира становилась более колючей, приобретала сатирический оттенок («Наш Пондю»). Порой же, как, например, в рассказах «Ге-ге-геей!», «Конституция», писатель, который вроде бы никогда не касался политики, поднимался до острых сатирических картин, разоблачавших подлинную суть существующего политического режима.
В иной художественной традиции развивалась творческая деятельность Светослава Минкова — другого яркого писателя, внесшего значительный вклад в болгарскую сатирико-юмористическую литературу.
В отличие от Чудомира, предпочитавшего воссоздавать окружающую его действительность в ее конкретно-бытовых «земных» формах, Минков любил резкое юмористическое или сатирическое заострение, парадоксальные ситуации, гиперболу, гротеск. Реальные жизненные проблемы и конфликты под его пером принимали необычный вид, представали в странном, фантастическом преломлении.
Сатира Минкова направлена своим острием против античеловечности капиталистического общества, превращающего людей в автоматы (один из сборников писателя начала 30-х годов так и назывался: «Автоматы. Невероятные рассказы»). Наделяя своих персонажей необычными свойствами, ставя их в фантастические ситуации, писатель тем самым с предельной наглядностью обнажал внутренние закономерности общественной жизни, ускользающие от «обычного», поверхностного взгляда.
Именно таков рассказ «Соломенный фельдфебель», в котором происходит совершенно невероятное событие: соломенное чучело, используемое в армии для отработки «штыкового боя», неожиданно оживает и является к оторопевшему командиру полка с «докладной запиской». Столь необыкновенная ситуация нужна автору для того, чтобы привлечь внимание читателя к тем «обыкновенным» порядкам, которые царят в армии: полнейшему бездушию, жестокости разного ранга «фельдфебелей» и абсолютному бесправию людей, одетых в солдатскую форму.
Той же творческой манере остался верен Светослав Минков и в последующие десятилетия. В его гротескно-фантастических произведениях повествуется об условных, вымышленных странах («Смех в Рамонии», «Карлик Тинтирин») и странных событиях. Но острие сатиры по-прежнему направлено против бездушия буржуазного общества, против античеловечности фашистских порядков, против тирании.
6
Принципиально новый этап в развитии болгарской сатиры наступает после 9 сентября 1944 года, когда народ свергнул буржуазно-монархический строй, взял власть в свои руки и приступил к строительству социалистического общества.
Значение
