с ним в дом, может он как-то до них доберется, попьет молока!
— Младенец? Человеческий? Ха ха ха… Айя, иногда мне кажется, что тебе не шестнадцать, а только три года. Он и ходить-то не умеет, а ты предлагаешь…
— Ладно. Пойду посмотрю на него, потом решим — Айя зашагала к двери дома, открыла ее, вошла внутрь. Пахло плохо, нечистотами, и чем-то еще…Айя сама не могла понять — чем. Она раскрыла сверток, и…ахнула! Младенец был красным и горячим! Тяжело дышал, с хрипами, и в груди у него все хрипело и булькало.
— Кайль! Кайль, скорее сюда! Скорее!
Брат ворвался в дом так, что было ясно — он готовился к бою. Лицо напряженное, вокруг тела — мерцание, еще немного и начнется трансформация. Глупо, конечно — или дом разнесет, или его зажмет в этих стенах, что скорее всего.
— Что?! Что случилось?
— Вот! — Айя указала на младенца, и в глазах ее плескались боль и ужас — Что делать?
— Ух ты… — мерцание вокруг брата пропало.
Он посмотрел, наклонившись над младенцем, потрогал его, помотал головой. Прислушался, постоял.
— Этого и следовало ожидать. Это первое, о чем я подумал, когда увидел тебя в воде. Ты зачем его сунула в реку? Ты разве не знаешь, что эта река берет начало из ледника?
— Да я откуда знала?! — Айя едва не плакала — А может он раньше был болен!
— Может, и раньше — покладисто согласился Кайль — Разницы вообще-то нет никакой. Или ты его погубила, и мать застудила, когда скакала, результат один. Он умрет. Я не умею лечить. Ты тоже не умеешь. Мама не умеет. Папа не умеет. Человеческие детеныши такие нежные, хрупкие…они часто умирают. То же не драконы, которые не знают болезней. Зато — люди плодятся очень, очень быстро, и много. Вот смотри — мы у мамы с папой первые дети за много сотен лет. Родители никак не могли зачать. Говорят, что драконы так плохо размножаются потому, что если бы мы плодились как люди — в мире не осталось бы для нас места. Ведь мы не болеем и умираем только от старости. И до самой смерти сильны и ясны умом. Потому…
— Заткнись! — с яростью бросила Айя — Мне нужно вылечить моего детеныша!
— Не твоего…это же игрушка! Твоя игрушка! — сказал Кайль, и осекся, такая ярость полыхала в глазах девушки — Ладно, ладно…я читал…хмм…но только это скорее всего его убьет…хотя шанс и есть. В общем, люди убивали нас не только ради непробиваемых чешуек. Еще — они использовали нашу кровь для магии, и в основном для лечения. Если напоить его нашей кровью, то…есть шанс, что он выживет. Вот только надо использовать какую-то магию. Не лечебную, а…ну вроде той, с помощью которой ты оживляешь своих каменных монстров. Как ты так делаешь, что они ходят и подчиняются твоим приказам?
— Не знаю — пожала плечами драконица — Я вначале представляю, что камень принимает форму — какую я захочу. Он разогревается, становится мягким, и…вот. А потом зову…что-то. Не знаю — что. Только это что-то входит в камень, и тот ненадолго оживает. Совсем ненадолго. Мама говорит, что у меня пока что мало магии, вот мои чудовища и живут недолго. А еще — что у меня магия земли, и я умею работать с неживыми предметами, как и моя бабушка, мамина мама.
— Тогда ничего не остается, как только представить, будто это каменный человечек, а ты вселяешь в него жизнь. А чтобы она удержалась в нем — нужна наша кровь.
— Резать надо, да? — жалобно спросила Айя.
— Не надо! Пусть умирает! — рявкнул Кайль, и Айя вздрогнула, столько в его голосе было холодной ярости.
— Прости. Помоги мне, пожалуйста — драконица судорожно вздохнула — Давай вместе?
— Что вместе?! — не понял брат.
— Кровь. Я не знаю, чья кровь сильнее, мужская или женская. Помоги!
Кайль посмотрел на сестру, глубоко вздохнул,…кивнул. Потом над его правой рукой замерцал воздух, из руки высунулся коготь — огромный, острый, как нож. Айя с завистью посмотрела на коготь, вздохнула:
— Я так и не научилась вот так, частично трансформироваться. У меня или полная трансформация, или никакая.
— У тебя умирает приемыш! Хватит болтать! Открывай ему рот и подставляй руку!
Коготь чиркнул по руке Айи, она вскрикнула, закапала кровь. Кайль тут же вспорол себе левую руку, прикрикнул:
— Вместе, давай!
И в рот младенца потекла густая, темно-красная, почти черная жидкость. Он закашлялся, брызги попали на лицо Айи, но она не убрала руку. Младенец стал глотать, потом задергался, захрипел еще больше, забился…
— Магию! Скорее!
Айя замерла, сосредоточившись на колдовстве. Секунда, две, три…пять…младенец продолжал хрипеть и булькать, снова задергался, по маленькому тельцу прошли судороги, и Айя схватилась руками за голову, не обращая внимания на то, что они были испачканы кровью, и она продолжала капать с запястья:
— Погубила! Я его погубила! Вот дура! Дура, дура, дура! Аааа!
— Тихо! — прикрикнул Кайль — По-моему, сработало. Посмотри на него.
Айя открыла глаза, уставилась на младенца. Он уже не был багрово красным, хрипоты в дыхании не слышалось, грудь поднималась легко и свободно. Получилось! Точно, получилось!
— Молодец — улыбнулся Кайль — Молодец, сестренка! Ты его вытащила!
А тем временем младенец открыл глаза, посмотрел на стоящих рядом брата и сестру, открыл беззубый ротик, и…из его рта послышалась членораздельная, хотя и абсолютно непонятная речь:
— Хто ффы…таффыэ?! Фффэээ а?!
— О! Он разговаривает! — радостно вскрикнула Айя — Ты посмотри, Кайль! Он говорит!
— Нет — пренебрежительно отмахнулся брат, уже успевший убрать когтистую лапу в подпространство — это называется «гулит». Людские младенцы пытаются изобразить речь, и что-то бормочут. Это мы рождается сразу с мыслеречью, и говорим с первого дня жизни. Они этого не могут.
— Ффау…фаф! — сказал младенец, обшаривая взглядом парочку, и Айя радостно засмеялась:
— Нет! У нас особенный младенец! Гениальный! Он будет говорить сразу!
— Ладно — согласился Кайль — Пусть говорит. А у меня есть предложение. Там в вещах была кружка. Давай поймаем козу, я ее подержу, а ты сцедишь у нее молоко. А потом напоим молоком ребенка.
— Почему я буду сцеживать?! — по привычке возмутилась Айя, но Кайль прикрикнул:
— Потому что я так сказал! Твой детеныш, тебе и за сиськи козу дергать! И прекрати говорить против по каждому поводу! А то я точно унесу его и отдам людям! Пойдем! Быстро! Надо найти этих вонючих тварей, да еще и поймать. А время к вечеру! Не вернемся к закату — папа полетит на поиски, и
