И он дает мне это больше, многократно, в сто раз, в тысячу!
Я выгибаюсь, не в силах контролировать себя, сходя с ума от порочности происходящего, от его поцелуев, его коротких, но совершенно не щадящих, бешеных толчков, от его слов, которые я вообще не понимаю! Но это не мешает млеть от них! И пахнет он так, что у меня слюни текут, хочется его попробовать, покусать даже. И я не отказываю себе в этом удовольствии, впиваюсь в мощную шею, Адиль хрипит едва слышно, отрывает меня от себя, перехватывает за затылок опять, смотрит так зло, так горячо… Ах… Я с ума схожу, просто умираю от каждого мгновения этого безумства, этого кайфа невероятного…
— Адон мэдэ… — рычит он, усмехаясь, а затем закрывает мне рот жесткой ладонью… И ускоряется!
Кресло под нами, роскошное, широкое вип-кресло, опасно и ритмично скрипит, и мне остается только верить, что за какофонией из нескольких голосов на сцене этого не слышно. Хотя, даже если и слышно… Плевать!
— Энутаф… Кончай. — Приказывает Адиль, тяжело глядя мне в глаза и ввергая в безумие короткими, жесткими рывками…
И я послушная с ним. Я кончаю.
Хорошо, что рот закрыт. Плохо, что в этот момент в опере наступает какая-то логическая пауза, и наше хриплое дыхание слышно, наверняка, даже на сцене.
Хорошо, что мне на это плевать.
Да и Адилю, на финальном рывке грубо вгрызшемуся мне в горло, тоже.
— Да-ана надхабу илайя, — говорит он, даже не думая меня отпускать, выходить, наглаживая по талии, затылку, заднице, — ко мне поедем. Сейчас.
Мне, уже пришедшей в себя и потихоньку осознающей всю глубину падения, дико стыдно. И хорошо. И он внутри еще, такой большой…
Я вздыхаю и малодушно прячу лицо на его груди.
Глава 6
— Слушай… А почему ты не женат?
Я перекатываюсь на живот, упираю кулаки в подбородок, смотрю на Адиля, лениво подносящего в губам кальян.
Он невероятно притягателен сейчас, с голым волосатым торсом, смуглой кожей, идельно контрастирующей с белыми простынями, спокойный и вальяжный зверь. Даже как-то не верится, что совсем недавно эти мышцы напрягались, словно каменные, а темные восточные глаза излучали совсем не благодушие, а дикую жажду.
Он сегодня впервые позволил мне быть сверху.
Забавно, за неделю наших постельных встреч, иначе это все не назовешь, я никогда не инициативничала. Не то, чтоб не хотела… Не было возможности.
Адиль невероятно доминантный мужчина, причем, это не наиграно, как в тех клубах бдсм, где я пару раз бывала, а по сути своей.
В тех местах я все никак не могла отделаться от мысли, что эти так называемые “домы” просто играют в властных мужиков, а в реале…
Наверно, мне просто не встречались хорошие “домы”. Ну, так оно и понятно, я склонности к такому не испытываю. Не испытывала, вернее.
А в клубы ходила чисто с познавательной целью. Надо же попробовать, что это такое? А вдруг мне понравится быть сабой? Или доминой?
Не понравилось ни то, ни другое. Игра, со стоп-словами, нарочитыми выражениями, смешными вопросами во время секса, все эти приблуды, связывания… Ой, нет.
Я всегда любила именно спонтанность, секс — это же не про построение отношений. Это про кайф. Про игру, где двое идеально чувствуют друг друга. Им не нужны слова и договоренности, они и без того все знают…
Честно говоря, я вообще сексу не придавала прямо такое уж серьезное значение. Мама к этому всему просто относится, в двенадцать лет, когда у нас вовсю уже преподавали половое воспитание в школе, она провела со мной дополнительную беседу, суть которой сводилась к одному: максимум осторожности и защиты. А все остальное… Это уж как захочется.
И потому для меня всегда секс был чем-то приятным, легким, будоражащим нервы и радующим тело.
До встречи с Адилем…
За эту неделю я узнала себя с другой стороны, и все больше склонялась к мысли, что не просто секс у меня с ним…
Что думал по этому поводу Адиль, выяснить не удавалось, потому что разговоры мы не разговаривали. Все как-то не до того было.
В первый же вечер, после оперы, он привез меня к себе в квартиру и до утра не выпускал из постели. Я такого зверя вообще никогда не встречала, чтоб через пять минут после завершения был готов опять к бою. Это будоражило, сводило с ума, отключало полностью голову.
Утром я попыталась выползти из-под его тяжеленного тела и свести, наконец, ноги.
Но Адиль в полусне пригреб меня обратно под себя и трахнул, даже не открыв глаз. Наощупь. И это был, пожалуй, мой самый лучший утренний секс… Медленный, горячий, влажный. Он прижал меня к кровати, навалившись сверху и мягко покусывая затылок, совершенно по-звериному утробно рыча, и двигался длинно, с оттяжкой. Здоровенный член, влажный от невероятного количества соков, которые с какого-то перепуга выделило мое обезумевшее от происходящего тело, с теплым, невероятно пошлым хлюпаньем выходил и погружался, выходил и погружался… И я, придавленная здоровенным, каменным буквально, телом, ощущала себя , словно в коконе сладострастия, иначе и не назовешь. Вся мокрая, разморенная, восхитительно слабая и восхитительно восприимчивая, казалось, что кожа моя превратилась в одну эрогенную поверхность, где бы он ни коснулся, сразу сладко сокращалась…
Это было идеальным завершением моей игры, моего временного помрачения рассудка.
Я так думала.
А вот Адиль, как выяснилось, думал вообще по-другому.
Кончив, он сладко куснул меня еще разок за загривок, пробормотал что-то на своем гортанном языке и вырубился.
А я, чуть выдохнув и прекратив усилием воли верчение лопастей вертолета перед глазами, сумела-таки выскользнуть из-под него, в немалой степени потому, что вся насквозь мокрая была, трение и скольжение, как в школе учили…
Торопливо собралась и уползла домой восстанавливать силы и заново знакомить коленки друг с другом.
Это была суббота, и потому, немного придя в себя, я на весь уикэнд уехала к Скотту за город. Он с его другом Максом снимали там премилый домик с бассейном, неподалеку от родителей Скотта.
Я спокойно и весело провела время с друзьями, запретив себе думать о произошедшем. По моему совершенно искреннему мнению, история была завершена.
Адилю я ничего не должна, стажировка моя в компании временная, нужная для учебы, как только начнется сентябрь, я уволюсь и погружусь в другую жизнь. То, что между нами произошло, вообще не имело никакого значения. Адиль — брат Азата, а Азат
