приказываю, без вопросов! И других вариантов не предусмотрено! Если вас что-то не устраивает, уебывайте на хрен в город! — разорался на меня командир. — Вопросы?
Мужчине не нужно было повторять дважды. Я прекрасно его поняла, поэтому вопросов не было.
В сопровождении двух рядовых кижанских солдат, одетых и вооруженных так, будто бы мы идем в атаку, а не на прогулку, мы вышли за территорию военной части. За воротами мы остановились, чтобы подождать, пока солдаты покурят, и Берта вместе с ними, а потом двинулись в сторону автобусной остановки. Военные закрыли лица балаклавами, что тоже показалось мне странным. От кого им прятаться в тылу, я не понимала.
Несмотря на ранний час, солнце уже припекало. Под бронежилетом все вспотело, от каски чесалась голова. Хотелось снять с себя эту защиту, но тогда пришлось бы тащить ее в рюкзаке, да и нарушать приказ командира части не хотелось. Вдруг солдаты по прибытию обратно, нажалуются на меня? Я не могла знать, какие санкции военные могут применить к гражданским, но в первую очередь мы у военных гости, нельзя злоупотреблять их гостеприимством. Да и ни к чему ругань и скандалы. Если нас выставят из части, как мы попадем на фронт? Будем дежурить у ворот и ждать, когда колонна с военными выдвинется оттуда, а потом проситься, чтобы нас взяли с собой? Такие осложнения были против нас, и никак иначе.
Только когда к нам подошел кондуктор, я спохватилась, что мне нечем рассчитаться за проезд. У меня не было кижанской валюты, как и у Марселя. Берта оказалась более практичной, у нее нашлись кижанские рубли, чтобы заплатить за нас троих. К военным кондуктор вообще не подошел, из чего я сделала вывод, что для них проезд был бесплатным.
— Везде говорите, что вы тоже военные, — подсказал мне один из сопровождающих. — При каждом удобном случае. У нас льготы. И вообще, с военными никто не хочет связываться.
— Хорошо, — ответила я, приняв этот лайфхак к сведению.
Из окна автобуса город выглядел вполне себе мирно. Тут текла обычная жизнь: люди ехали на работу, гуляли дети, работали кафе, рестораны и офисы, но военных было достаточно много. Несколько людей в кижанской форме заходили и выходили из нашего автобуса, а по дороге к центру города нам попалось три колонны всевозможной военной техники, в том числе фрогийской и бургедонской.
Марсель сидел у окна, фотографируя через не совсем чистое стекло здания и людей.
Выйдя на какой-то площади, первым делом мы отыскали банкомат, принимающий международные карты и сняли побольше наличности в кижанских рублях.
— Бургедонские доллары больше ценятся в Кижах, — дал мне очередной совет солдат. — Даже берлесские рубли берут охотнее, чем это дерьмо, — кивнул он на купюры в моих руках, которые я с интересом рассматривала.
Я не стала второй раз снимать наличку, а вот Марселя и Берту заинтересовала эта информация, поэтому они сняли еще и по пачке бургедонской валюты.
Чтобы не гулять порожняком, Марсель предложил взять интервью у кого-нибудь из прохожих, и узнать, как им живется в условиях военного положения. Мой жених, не говорящий по-кижански, вызвался побыть оператором, а мы с Бертой вооружившись портативными микрофонами принялись «отлавливать» прохожих. Солдаты курили в сторонке, о чем-то лениво переговариваясь между собой. Их не сильно радовала их сегодняшняя миссия, поскольку они бы предпочли бездельничать в расположении части, а не шляться по городу, охраняя иностранцев.
С желающими дать нам интервью, возникли сложности. Люди просто обходили нашу компашку стороной, а одна пожилая женщина даже плюнула в сопровождавших нас солдат, осыпая их всевозможными проклятьями, обзывая предателями. Те никак не отреагировали на вопли старушки, продолжая свою беседу. Видимо, для них это было нормой, я же была в шоке от поступка этой неблагодарной женщины. Разве эти парни воюют не за нее в том числе?
— Сумасшедшая какая-то! — вырвалось у меня.
Я уже отчаялась поговорить хоть с кем-то, когда возле нас остановился дедушка. Я, Марсель и Берта мигом оживились, окружив старика со всех сторон.
Он прищурился и убрал руки, в которых он держал тряпичную сумку, за спину.
— Здравствуйте, — обратилась я к пожилому мужчине на кижанском. — Я могу задать вам несколько вопросов?
— А вы кто такие будете? — ответил он мне на чистом берлесском.
Боже, единственный, кто осмелился остановиться возле нас и поговорить, был берлессом! Я же говорила, что Берта преувеличивала насчет ненависти к берлессам?Вот, даже старый дед не боится разговаривать на родном языке!
— Мы корреспонденты, — перешла на берлесский и я, чтобы быть с собеседником на одной волне. — Скажите, как вам живется в условиях военного положения?
— Как всем. Жду, когда наши победят!
— Есть ли проблемы с продуктами или медикаментами?
— Конечно есть! В магазинах все втридорога. Лекарства завозят редко. Но я все понимаю, война есть война! Я потерплю! Лишь бы поскорее все закончилось!
— Вы получаете гуманитарную помощь от Фрогии и Бургедонии? Вы знаете, где находятся пункты выдачи? Там вы можете получить необходимые медикаменты и продовольственную помощь.
— Я у этих нелюдей куска хлеба не возьму! — разозлился старик, и солдаты, сопровождавшие нас, подошли ближе. — А продукты от берлессов не доходят до нас. Не пускают!
— Вам не по душе страны содружества?
— А кому они по душе? Этим трусам, разве что? — дед кивнул на кижанских солдат, зля их еще больше.
— Пошел отсюда! — вмешались военные, тыча в старика автоматами.
— Ты мне в морду-то не тычь! — тоже разошелся старик, провоцируя еще больший конфликт. — Я свое отвоевал! Пуганный! За тебя внучек и воевал! А ты…
Дед всхлипнул, и побрел дальше по улице, вытирая лицо трясущейся рукой. Солдаты с такой ненавистью смотрели ему в след, будто были готовы расстрелять старика на месте!
Я стояла, в полной растерянности, и тоже смотрела в сгорбленную спину мужчины. Сердце сжалось от жалости к старику. Безусловно, он не заслужил такого отношения и такой участи.
Внезапно старик
