удерживать меня. — Какая у тебя группа крови?
Облизнувшись, я помотала головой, так как не знала. Моим здоровьем занимался Птолемей, а так как я почти никогда не болела, то и нужды в различных исследованиях не было. А сломанные кости в драках, мигрени и прочие следы «обучения» лечили на Псарне по всё тому же собачьему принципу.
— Жаль, — сказал он, отпуская.
Ему в голову пришла какая-то мысль и он, будто продолжая изучать вкус моей крови, подошёл к музыкальной системе, и включил чувственную, завораживающую мелодию. После Ян вернулся ко мне и вновь гипнотически посмотрел в глаза, говоря:
— Расслабься. Не стой как кукла, ты можешь лучше. Расскажи о себе.
За плечи он отвёл меня к дивану, и мы расположились почти в обнимку напротив панорамных окон, за которыми сверкал очередной потрясающий закат, утопающий в сиреневых, сизых и розовых тонах, с тонкой рябью облаков над морским горизонтом. В небе кружили чайки, но сквозь плотные окна ни звука не доносилось снаружи. Только мелодия из колонок, да моё дыхание. Ян, как и другие вампиры, дышал медленно и очень редко.
— Что ты хочешь узнать? — меня одолевала приятная сонливость и расслабленность, из-за которой лениво было строить из себя невесть что.
— Всё. Сама реши, чем хочешь поделиться.
Непроизвольно я потянулась к его руке и начала выводить узоры, касаясь нежной кожи, заговорив вяло, отстранённо:
— Меня никогда не любили. Только использовали. Приёмный отец избавился от меня сразу, как появилась такая возможность. Я никому не нужна. Никто не будет скучать по мне. Иногда кажется, что жизнь — это путешествие от небытия в небытие. Мы призраки в переполненной комнате.
Я как очнулась, прикладывая руки к груди, и хмурясь. Это было слишком по-настоящему, будто я правда поддалась чарам вампира. Но ведь это невозможно — я же выпила чай с асколем. И меня как осенило. Проклятая Клава отвлекла — я успела сделать только пару глотков. Учитывая моё сопротивление асколю — оно уже могло перестать действовать. А значит любой его проницательный вопрос к чертям собачим разрушит мою легенду.
— Неужели в этом мире нет ничего, за что ты могла бы зацепиться? — проникновенно допытывается он, хотя для любого вампира мой ответ — чертовски хорошее приглашение к ужину.
— Любовь. Я хочу любить и быть любимой в ответ. Хочу попробовать разделить этот мир на двоих. Чтобы было не так больно. Не так тоскливо, не так страшно, — голос надломился, и я впилась ногтями в ладонь, пытаясь унять свои чувства. — Я хочу найти того, кто знает силу страстей. Кто не боится того, что внутри.
Ян наклонился ко мне, шепча на ухо:
— А что ты скрываешь в себе, Августина?
— Тьму. Я буду притягиваю её к себе. Не могу остановиться. Вечно лезу в драки. Даже если проигрываю — продолжаю идти на рожон. Будто что-то как змея ползает под кожей и хочет спалить этот мир дотла и посмотреть, что из этого выйдет.
Я продолжала говорить, прерываясь, когда он целовал меня, аккуратно высвобождая из платья, будто вытаскивая куколку из упаковки — очень медленно, с затаённым трепетом. Его правая рука спустилась совсем низко, касаясь внутренней стороны обнажённого бедра, а потом чуть выше, поглаживая, как будто это игра в холодно-горячо.
— Знаешь, на что похожи твои мечты? — спрашивает он, замедляясь, и прикладывая мои руки к своей рубашке, чтобы теперь я занялась его гардеробом: высвободила из галстука, расстегнула ремень и занялась тугими пуговицами. — Это желание запертого в каменных джунглях хищника. Ты испытываешь потребность выпустить эмоции, что довлеют над тобой. Неприкаянность, одиночество, чувство ненужности трансформируются в насилие и желание найти такую же душу, с которой можно разделить свою боль. Тебе нечего дать этому миру, потому ты хочешь забрать то, что считаешь своим по праву. Право на любовь. На эмоции. Чувства.
Я стягиваю с него рубашку, тихонько охнув. По его мускулистой груди ветвилась татуировка из странных символов в обрамлении тех самых фиолетовых роз со столика с такими же острыми узорами шипов. Наклонившись вперёд, я поцеловала самую большую розу, а потом потянулась выше, прошептав на ухо:
— Ты прав. Я хочу получить всё и ещё немножечко сверху. Я знаю, что если найду своего человека, то никогда не смогу его отпустить. И я пойду за ним даже в ад, если он будет готов спуститься в мой, потому что не знаю, сколько ещё смогу продержаться на грани. Всё это — как свободное падение в пустоту, — мой голос изменил модуляцию на сладкое придыхание, и я почувствовала пробуждения жара в своём теле, когда он схватил меня за талию, меняя положение, чтобы я оказалась сверху. Осталось так мало преград.
— А ты готова убить во имя любви? Причинить боль? Что если эти чувства позовут тебя за ту самую грань, на которой ты балансируешь?
— В данный момент я думаю, что уже её преступаю, — задумчиво ответила я, когда он поцеловал мои обнажённые груди, смешно лизнув сосок, отчего внутри всё затрепетало как колокольчики на лёгком ветру.
Я запрокинула голову, спрашивая себя: «Что я творю? Это правда я? Ложусь в постель с вампиром? Ради чего?» Но мысль ускользнула, а мы сползли с дивана на пушистый и такой белый, почти светящийся в полутьме от ушедшего солнца, ковёр.
Обнажённой кожей приятно чувствовалась его мягкость, будто лежу на облачке. Я упираюсь пяткой в грудь мужчины, показывая язык и хихикая, удерживая Яна на расстоянии. Выражение его лица меняется в ответном лукавстве. Он наклоняет голову, а потом перехватывает меня за щиколотку и облизывает пальцы ног. Я чувствую приспустившиеся клыки в его рту и понимаю, как сильно мужчина возбуждён.
Я ослабляю напряжение в мышцах, и он наклоняется ко мне, оказываясь между ног.
— Жаль, что ты не одна из нас, — неожиданно говорит вампир, избавляя меня от последней, самой тонкой, детали гардероба. — Вместе мы могли бы сотворить столько всего интересного.
Я запрокидываю голову, прикусывая нижнюю губу, вновь ощущая обжигающую сеть его поцелуев. Закрыв глаза, чувствую, что и он полностью обнажился, но мой стыд остался где-то в прошлой жизни. Далеко-далеко, в мои шестнадцать, когда казалось, что распахнутая навстречу всем ветрам душа нашла свою вторую половинку и мир сияет в лучах истинного счастья.
Я была молода. Я была наивна. Сейчас уже нет.
— Может я и не одна из вас, может всё это — лишь игра. Но я изничтожу любого, кто тронет меня. Слышишь? Я хочу этого не меньше тебя!
— Можешь в этом не убеждать, — сказал он низким,
