знаю, мы полетим на самолёте, или нам предстоит долгая поездка на автомобиле. Учитывая, что Нажинский был на машине, думаю, поедем на ней. Но, возможно, он просто взял её в аренду.
Ромка не может угомониться. Он перевозбуждён и очень активен, задаёт мне десятки вопросов.
«Мам, а папа когда приедет?»
«А уже восемь?»
«А скоро восемь?»
«А ещё не восемь?»
«А что мне папе сказать, когда он приедет?»
«А может, мне ему рисунок нарисовать?»
«А как ты думаешь, ему нравятся динозавры?»
Голова уже идёт кругом от этих вопросов. И самое страшное, чего я боюсь, так это острого болезненного разочарования для Ромки. Мне почему-то кажется, что не интересны Нажинскому ни рисунки детские, ни динозавры. Да и сам Ромка вряд ли. Видела я его взгляд на мальчика.
Тогда зачем мы ему? Чего хочет от нас?
В семь сорок пять я уже начинаю думать, что он не приедет. Я только обрадуюсь, но вот с Ромой придётся сложно объясняться. Однако в семь пятьдесят в дверь звонят.
— Папа приехал! — пищит сын и устремляется к двери.
Мне хочется притормозить его, уберечь, не дать обжечься о холодность мужчины, но духу не хватает.
— Добрый вечер, — говорит Нажинский, когда я открываю дверь. — Вы собраны?
Он, как и всегда, идеален. Тёмные джинсы, серая водолазка, чёрное строгое пальто. Весь с иголочки. От дизайнерской стрижки до начищенных дорогих туфель. Будто с рекламы бизнес-журнала сошёл. И такой же холодный и бездушный.
— Собраны, — отвечаю максимально ровно. — Машина, поезд или самолёт?
— Машина. Не люблю летать.
Интересная особенность, учитывая его образ жизни. Только я, пока замещала его секретаршу далёкие пять лет назад, всего за десять дней заказывала билеты на самолёт трижды.
— Привет, папа, — из-за меня выглядывает смущённый Ромка. Вся его активность резко испарилась, но я-то знаю, что она распирает его изнутри. — Ты нас правда забираешь?
— Здравствуй, мальчик. Правда.
Мальчик.
Офигеть. Просто «здравствуй, мальчик».
Я отхожу в сторону, впуская Нажинского. О чём с ним говорить — понятия не имею. Всё, чего мне хочется — это вцепиться ему ногтями в лицо.
— Зачем вам столько вещей? — спрашивает, указывая на два чемодана, сумку и рюкзак. — Я же сказал, что обеспечу всем необходимым. Возьмите только документы.
— А моих динозавров можно? — спрашивает Рома, грустно глядя на собранный рюкзачок и игрушками.
— Других куплю.
— Но это мои любимые. Смотри: вот тирекс, вот карнотавр, вот кархародонтозавр.
— Смотрю, ты знаешь достаточно сложные названия, — кажется это не попытка взаимодействия, а что-то сродни удивления. Но Ромку ужасно воодушевляет.
— Я много знаю! — восклицает он. — И про места их обитания, и ещё про разные виды. И про палеозой, пермский период, мезозой.
Ромка просто влюблён в динозавров. Иногда мне кажется, что дети трёх-шести лет знают о динозаврах больше, чем палеонтологи.
— У меня энциклопедия есть — мне Дед Мороз в прошлом году подарил. Я её тоже взял. Хочешь, покажу? — Ромка бросается к своему рюкзачку.
— Не нужно, — обрывает его Нажинский, глядя на часы. — Нам пора выезжать: уже девятнадцать пятьдесят шесть.
— Мы возьмём свои вещи, они нам нужны… Ярослав Юрьевич.
Назвать Нажинского по имени я не решилась.
— Хорошо. Но поехали уже.
Он, к моему удивлению, берёт одну сумку и чемодан. А потом кладёт их обратно, забирает Ромкин рюкзак с динозаврами, забрасывает его на плечо, снова берёт сумку и чемодан.
Надо же, а я уж подумала, самой тащить придётся.
— Надеюсь, детское кресло есть? — спрашиваю уже у машины на улице, стараясь игнорировать любопытные взгляды соседей в окна.
— Есть, я купил.
— Хорошо, что ты всё можешь купить, да? — бормочу себе под нос, пока Нажинский складывает наши вещи в багажник машины.
Надеюсь, он не услышал.
Я усаживаю светящегося восторгом Ромку в дорогую тачку его папаши, пристёгиваю, а потом залезаю и сама рядом. На переднее совсем не хочу.
Через несколько минут машина трогается, а я прикрываю глаза. Мы с Ромкой едем в неизвестность.
8
— Мам, я писать хочу, — шепчет Ромка мне, потирая сонные глазки.
— Нам нужна остановка, — говорю громче, чтобы Нажинский на переднем сидении услышал. — Роме нужно в туалет.
— Мы на скоростной трассе, — отвечает, не отвлекаясь от дороги. — И уже дважды останавливались.
— И что теперь, ему описаться?
— Ну памперс бы надела.
— Ему четыре, какой памперс?
— Уже четыре с половиной, мам, — тихо поправляет меня Рома.
— Да, зайчик, — киваю ему и сжимаю руку. А потом снова обращаюсь к Нажинскому, рискнув назвать его просто по имени: — Нам нужна остановка, Ярослав. Он ребёнок, и терпеть не может. Да и вредно терпеть.
В отражении зеркала вижу, как он поджимает губы, но всё же сбавляет скорость и съезжает на обочину в промежутке между ограждениями.
Я выбираюсь из салона и помогаю вылезти Роме. Нажинский тоже выходит, разминается, смотрит на часы на руке в нетерпеливом ожидании, пока мы там сделаем все дела.
— Мам, дашь печенье? — Ромка прячет зябнущие руки в рукава. — Есть теперь хочется.
— Не сорите в машине, — говорит мужчина, а я подкатываю глаза, отвернувшись.
Помогаю Ромке забраться в салон, и пока он мостится в кресле, прикрываю двери оборачиваюсь к Нажинскому.
— Зачем вам вообще ребёнок? — говорю сердито. — К чему всё это? Дети мусорят, шумят, у них есть масса своих потребностей. А вы занятой человек, которому всё это мешает, в тягость. Тогда ради чего? Мы ведь не трогали вас, я ничего не просила и не предъявляла. Та ночь… вышла случайно, и я никаких претензий к вам не имела и не собиралась иметь.
Последние два дня, как Нажинский появился в нашем городе, я задавалась этим вопросом. Что ему надо от нас? Зачем ему Рома? Но, кажется, он и сейчас мне не собирается давать ответ.
— Садись в машину, София, мы и так уже потеряли много времени, — отрезает он после пары секунд молчаливого созерцания меня, и сам садится снова за руль.
Ну а мне ничего не остаётся, как тоже забраться в салон.
Я даю Ромке сушку и прошу есть аккуратно. Мощусь поудобнее рядом с детским креслом, наблюдая через лобовое, как впереди бежит лентой дорога среди заснеженных обочин. Редкие жёлтые фонари тускло подсвечивают мягко и бесшумно падающие лапастые хлопья снега.
Меня начинает клонить в сон. Эмоционально тяжёлые два дня и прошлая ночь почти без сна дают о себе знать. Ехать долго, в интернете пишут, что около пятнадцати часов, и мне, честно говоря, немного тревожно. Дорога длинная, однообразная, и уснуть за рулём может любой, даже такой робот, как Нажинский.
