Да и сложно его ругать, ведь Марат ничего не обещал, по сути. Нежно лаская, беспорядочно осыпая поцелуями. Не предлагал ни руки, ни сердца. Управляя в своих сильных объятьях, как податливой марионеткой. Только уничтожал, в прах превращал мою душу. Заставлял гореть тело…
Задыхаюсь. Сползаю по двери на пол, а Касьян ластится. Тычет своим мокрым носом, урчит. Впервые в жизни меня раздражает. И гладить его совершенно не хочется. Но Касьяну об этом знать необязательно.
На четвереньках ползу в кухню. Дурно мне, тоскливо. Встаю на колени, хватаюсь ладошками за тумбу, подтягиваюсь. Немалых усилий стоило подняться на ноги. Взять стакан, налить из маленького фильтра воды. Жадно пить, чуть не захлебываясь.
Слышу стук в окно.
Не удивляюсь. Мне уже стучали так. Шутники. Они, наверное, испытывают некий азарт, когда посреди ночи тарабанят, а после убегают. Так дерзко. Запретно. Противозаконно.
А вот сейчас в комнату стучать будут. Научена уже, знаю.
Резко возвращаю стакан на столешницу. Выключаю свет в квартире. Топаю пятками по линолеуму. Первый этаж, могу себе позволить пошуметь. В кухне у меня решетка, а в комнате нет.
И я иду на опережение, со скрежетом дергаю деревянную створку окна. Пожелтевшая краска осыпается на подоконник. Пыльно внутри, мушки дохлые валяются. Обязательно протру, когда станет теплее.
Не сразу удается открыть вторую, но я не сдаюсь. Пыхчу, толкаю. А нутро стягивается горькой обидой на Райнера. Противный скрип режет слух. Ночной воздух задевает обнаженные плечи.
— Белоснежка.
Это уже слишком. Я снова вижу Марата. И как найти слова, чтобы описать свои чувства? Всхлипываю. Я больше не могу сдержать слез, они вырываются, как бурный поток, стекают по щекам, задерживаются на подбородке и… горячими каплями падают на руки Райнера. Марат высокий, и мой первый этаж для него не преграда. Мужчина подходит ближе, опирается на подоконник. Смотрит мне в глаза, а кажется, будто в душу заглядывает.
— Эх… забрать бы тебя, Белоснежка. Увезти далеко-далеко. Затискать, любить тебя нежно. Но можно и жестче.
Улыбается. До искр. До электрического импульса под двести двадцать. Аж передернуло всю. И Марат это заметил.
— Клиентов своих забирай и молись, чтобы чаевых оставили побольше. Двоечник!
Он обхватывает мои запястья и заставляет склониться. — У тебя невеста, Марат, так нельзя.
— Знаю. Марусь, я прекрасно знаю. А поделать с собой ничего не могу…
Ох. И лучше б не говорил. Не добивал меня окончательно.
Десять лет я ждала этих слов, работала над собой, стремилась понравиться Райнеру, что полностью стал хозяином моих мыслей. Я не видела его, не пыталась найти. Просто жила в глупых мечтах.
И дождалась ведь. Серьезно. Я в здравом уме и полностью адекватна.
Я не хотела найти себе жениха побогаче, но за мной ухаживали достойные мужчины. И продолжают по сей день. А я не отвечаю взаимностью. Ведь даже самый драгоценный алмаз меркнет на фоне наглых сияющих глаз Марата Райнера. Простого водителя. Бабника. Вруна и предателя.
— Возвращайся в Испанию, Марат…
Тихо шепчу я и отталкиваюсь. Захлопываю перед носом Райнера створку. Сейчас бы поплакать и попроклинать судьбу, сжавшись клубком в углу комнаты. Но нет. Я возвращаюсь в кухню, беру совок с веничком, обуваю резиновые шлепанцы и иду убирать подъезд — не хватало еще от бабушек-соседок порцию осуждения получить. Завтра поплачу. А Лизка утешит.
За дверью моей квартиры горит скудный свет лампочки, а в воздухе воцаряется звенящая тишина. Собираю мусор с плитки, на улицу не выношу — вдруг там Райнер? В дом несу, все до последней крошечки.
Многострадальную герань ставлю в банку с водой. Только к полуночи обессилено падаю на диван, засовываю под пледик себя. Он до сих пор пахнет одеколоном Марата. Вкусно-то как… Принюхиваюсь, подтягиваю ткань ближе к лицу, смотрю в стенку напротив. Инсомния.
Завидую мирному Касьяну, развалившемуся посреди комнаты. Классно ему. Шел, шел, упал и уснул. И сердце у него не болит от запретной любви к кошке. Не то что у Кошкиной — все нутро девчачье ноет… Остается лежать на диване и сжимать в кулаках краешек тряпки.
Последнее, что помню — как серый рассвет пробивался сквозь тучи, а дальше не замечаю как, наконец, успокаиваюсь. Засыпаю.
Но расслабиться недолго удается. Только закрываю глаза — слышу ор Касьяна. Кот недоволен. Уже девять утра, а миска блестит. И корма премиум класса в ней нет. Красиво жить не запретишь, я на питании Касьяна не экономлю.
Лениво открываю глаза, первые три секунды мне хорошо, пока снова не вспоминаю Райнера. Продрогла, даже постель не разбирала и не умывалась. Только линзы сняла, но это уже на автомате. Помню, один раз не сняла, потом крепко пожалела. Неделю с кровавыми глазами разгуливала, даже никакие капли не помогали.
Пошатываясь, медленно встаю, накидываю вязаный кардиган вместо халата. Растянут немного, а выкинуть жалко. Чисто для домашней повседневки. Шаркаю ногами в кухню, кормлю кота и по привычке в окошко смотрю.
Какого черта?!..
Вижу за решеткой снаружи букет.
И на секунду не сомневаюсь, от кого он. Ох, Марат, что же ты со мной делаешь…
Не то чтобы я дикая и цветов никогда не получала. Мне дарили и розы, и лилии. А вот орхидеи. Белые. И не веточку, а охапку… впервые.
Подкрадываюсь ближе, выглядываю по сторонам — никого. Только-только принес ведь. На улице март, а подарочек свежий совсем. Не подмерз. Да, мне приятно. В какой-то степени восхитительно. И выкидывать букет я не собираюсь. Цветы ни в чем не виноваты. Ставлю охапку в банку по соседству с геранью. После иду в душ.
Смываю с тела остатки энергетики Райнера, чищу зубы. Мои глаза так опухли от слез, что сейчас похожи на щелочки. Клею патчи, которые совершенно не помогают, но так морально становится легче. Кончиком пальца поддеваю из специального контейнера линзы. Моргаю-моргаю.
Еще минут сорок я слоняюсь по дому, выпила уже две чашки кофе. От безделья утюгом разгладила светло-бежевый костюм, купленный для “особых” случаев. Хотя так ни разу и не надела его, не было в моей жизни праздников. А сейчас усаживаюсь на диван, чтобы хоть как-то изгнать из мыслей Марата, принимаюсь ковырять щипчиками кутикулу.
Наденька из второго подъезда ругаться на меня будет за самодеятельность. Она моя любимая мастерица маникюра, подрабатывающая в декрете.
Кто ходит в гости по утрам, тот поступает немудро. Уверяю вас. Но если я останусь в одиночестве еще минут на двадцать, то начну сама себе подстригать челку, пытаясь отвлечься! А это полный мрак, реквием по моей внешности…
Побросав все, тороплюсь, будто от моего выхода зависит судьба человечества. Открываю ящик комода, достаю спортивные штаны, толстовку. Наспех подкрашиваю ресницы, собираю волосы в тугой хвост. Накидываю сверху куртку… Я поеду к Лизке, а ей все равно как одета.
