Она, конечно, может, но Илье об этом знать необязательно.
– Ну, ладно, я… это… побежала, – выдохнула Вовка.
– Какая у тебя спешка. Лето же!
– Это у тебя лето. А мне еще сдавать экзамен.
– А, точно. Ну, тогда удачно тебе сдать, Огнеслава Аним… – он запнулся и сверился с экраном телефона. – Анимподистовна.
Глаза у него смеялись, и весь он был таким летним, таким счастливым, таким беззаботным, что у Вовки перехватило дыхание. Вот бы весь день так с ним стоять – хоть у пруда, хоть в самом пруду, вообще неважно, где. Вовка вспомнила измаранный туалет на третьем этаже и снова задохнулась. Тот самый Илья – и вот он, рядом с ней. Такой обыкновенный и такой близкий. Как будто и не о нем там стены исписаны.
От Ильи она и правда бросилась вприпрыжку. Увидела семнадцатый трамвай и, снова позабыв про карточку, запрыгнула в последнюю секунду. Кондуктора в вагоне почему-то не оказалось, и Вовка проехалась зайцем. Только вот о билетах она даже и не думала.
Она барабанила в дверь уже с минуту. Звонка слышно не было, сколько Вовка на кнопку ни жала. Но уж стук-то не услышать вообще невозможно – сейчас сбегутся соседи.
В кармане вдруг завибрировало. Вовка вздрогнула, схватилась за джинсы и выхватила телефон.
Экран горел. Запоздало заиграла мелодия.
«Неизвестный номер».
Опять.
Глава 3. Рыжая Света
В трубке снова молчали. Все та же тишина: ни дыхания, ни шелеста, ни стука, вообще ничего. Да что же это за шутники такие?
Вовка раздосадованно ткнула на отбой, и телефон тут же отключился. Ерунда какая-то. Он ведь уже давно сел. Вовка пыталась его включить не раз, и все ничего. А тут – как будто специально для звонка очухался.
На первом этаже звякнул домофон, стукнула дверь, зашлепали по ступенькам подошвы. Вовка перегнулась через перила и еще издалека увидела Лёлин темный затылок.
– Лёлька, ну наконец-то!
Она бросилась навстречу подруге, но та, смерив Вовку презрительным взглядом, не сказала ни слова и только вонзила ключ в замочную скважину. За спиной у нее болтался сдувшийся, полупустой рюкзак.
– Лёлька, ты чего? Ты откуда? Я тебя все выходные вызваниваю. И дома у тебя никого, – озадаченно забормотала Вовка.
Лёля дернула головой, и ее ровненькая челка угрожающе закачалась.
– На даче все. Я пораньше смылась, комары заели.
И показала краснющую лодыжку над резинкой носка. Потом опомнилась, вскинула нос и хотела уже прямо за собой захлопнуть дверь, но Вовка ее удержала.
– А мне почему не сказала? Я тебе телефон оборвала. У меня же родители уехали, думала тебя позвать…
– Не знаю уж, что ты там оборвала, – пробурчала Лёля, дергая дверь, – но разговаривать мне с тобой неохота. Еще электричка эта, дышать нечем, потные все, – она закатила глаза.
– Да я, что ли, в твоих электричках виновата? – удивилась Вовка.
Лёля смерила ее злым взглядом и снова дернула за ручку.
– Что тебе нужно-то от меня, понять не могу? – мотнула головой Лёля. – Вроде все уже друг другу сказали.
Вовка прищурилась: что сказали? Когда сказали? О чем это она?
– Так, давай-ка спокойно и все по порядку, – предложила Вовка. – Зарядка у тебя есть?
Лёля замешкалась. Брови у нее взлетели вверх, но Вовка не обратила на это внимания. Почуяв слабину в обороне, она распахнула дверь.
Квартиру Овсянниковых – всегда чистую и аккуратную, как и сама Лёля – Вовка знала как свою собственную. Завернула за угол, в спальню подруги, и на прикроватной тумбочке отыскала зарядник, но тут же нахмурилась.
– Провод не тот. У тебя есть другие?
– Тебе тут магазин электроники, что ли? Тот, не тот… Обалдеть просто!
Лёля и так обходительностью не отличалась – любила сказануть что-нибудь такое резкое, «честное», любила покомандовать, покричать хорошенько, но все по-доброму, словно бы понарошку, с дружеской, нежной фамильярностью. Но сейчас ее голос был холоднее фарша из морозилки.
– Слушай, очень надо телефон зарядить. Потом сядем нормально… Я тебе такое расскажу! – пробормотала Вовка.
– Понарассказывала уже, мне хватило. Уходи.
Лёля указала на дверь.
– Лёльк, – осторожно протянула Вовка. – Ты чего?
– Да ничего. Сама прекрасно знаешь.
Из-под лямки летней Лёлиной маечки выскользнула бретелька, повисла на угловатом плече, и Вовку все подмывало привычным подружкиным жестом поправить ее, но она не осмелилась. Лёлька не просто обижалась, дулась или делала вид, что бесится. Она и вправду разозлилась. Тонкие губы сжаты, глаза прищурены, коса растрепалась. Она даже рюкзак не успела скинуть – как будто сейчас не было ничего важнее, чем выставить из квартиры подругу.
– Лёль, ты скажешь мне, что случилось? – пробормотала Вовка.
– Катись-ка ты к черту, вот что случилось, – выплюнула вдруг Лёля.
Она схватила Вовку за плечи, развернула и хорошенько толкнула в спину. Вовка выскочила на площадку, запнулась и налетела на перила. Дверь захлопнулась.
Такого рукоприкладства Лёля себе обычно не позволяла.
Вовка еще долго стучала, а потом сдалась и побрела вниз.
Как-то странно это все, ну правда же, странно! О каких таких разговорах болтала Лёля? Что такого страшного могла обронить Вовка, а теперь даже не помнила?
И как все по-дурацки складывается, ну в самом деле! Дома нет света, на карточке ни рубля, а лучшая подруга выпихивает за порог как неродную, да и за что? А может, Лёлин брат знает, что стряслось? Заодно и мобильник у него зарядить можно…
Федя выпустился два года назад и учился, по словам Лёли, «на какой-то там электротехнике». Квартиру он снимал вместе с друзьями, и видеться с ним Вовка уже давно перестала. Раньше, когда пересекались в школе, они немного общались. Теперь у Вовки даже его номера не было, но разве это важно, если телефон все равно не работает?
Ни на какие дачи с родителями Федя больше, ясное дело, не разъезжал – слишком уж взрослый – так что застать его дома кое-какие шансы были. Другой вопрос – где это самое «дома».
Вовка помнила, что Лёля говорила про улицу то ли Маслова, то ли Масловицкого, а квартира – кажется, шесть. Или восемь. Что-то четное, это наверняка. Номер дома – шестьдесят шесть, это Вовка запомнила точно. И метро ближайшее тоже запомнила.
А вот денег на жетон у нее не было.
На первый этаж Вовка спустилась в задумчивости. Метро не трамвай, зайцем не проедешься. Можно, конечно, перескочить через турникет, как делают ловкие пацаны, но Вовке такой способ не нравился. Ловкой она не была: скорее нос размозжит, чем перепрыгнет. А еще она стеснялась. Вот как это – просто взять и перемахнуть, без стыда и совести, наплевав на крики дежурной по станции?
