глаза стали колючими, — что я покупаю ваше полное безоговорочное сотрудничество? Вы будете делать все, что я вам прикажу.
Инженер посмотрел на эмиссара.
— Дайте мне точные чертежи плотины, и через пару дней я скажу вам, как не оставить от нее камня на камне.
Сбросив кота на пол, эмиссар поднял руку в патетическом жесте.
— Эта Олимпиада будет нашей. Редко какая Олимпиада обходилась без жертв, но Сочинская побьет все рекорды. Да поможет нам Аллах!
7
Перелет Москва — Сочи на служебном Як-40 занял немного времени, и уже через пару часов майор Зубровский вдыхал живительный горный воздух Черноморского побережья Кавказа.
Стоя возле контрольно-пропускного пункта у входа в Штаб по обеспечению безопасности олимпийских игр, — сокращенно ШтабБОЛ, — расположившийся на территории штаба Северо-Кавказского военного округа, он с интересом смотрел на лозунг, начертанный красной масляной краской на фронтоне здания: «Россия, вперед!», заменивший, видимо, висевший здесь ранее лозунг «Слава КПСС!», отдельные части которого еще проступали сквозь новую надпись.
Здание располагалось на холме, и в отличие от подобных зданий, виденных Андреем прежде, походило на санаторий оригинальной архитектуры. Оно казалось необычайно легким и как белая чайка парило над окружающим его сосновым бором.
Пройдя проверку на КПП, он направился прямо к входу. Офис начальника оперативного управления ШтабБОЛа занимал три кабинета на верхнем этаже здания.
Окна в коридоре выходили на заросшую ивами долину немноговодной в это время года реки Мзымты. У Зубровского была возможность взглянуть на нее, пока охранник проверял его документы.
Капитан первого ранга Владимир Анатольевич Болховитинов, маленький, усатый, одетый в белоснежную морскую форму, накрахмаленную и отутюженную, сидел за своим широким столом из мореного дуба. Весь его вид — круглое загорелое лицо, коротко подстриженные седые волосы, выцветшие голубые глаза — говорил о том, что большую часть своей жизни он посвятил морю. И это было действительно так. Болховитинов, как знал Зубровский, раньше служил на разведывательной подлодке, ходил к берегам Турции и Северной Америки.
— Ну, здравствуй, майор, — сразу переходя на ты, приветствовал он Зубровского, вставая со стула и с широкой улыбкой оглядывая его. — Гэрэушника видно издалека… Я, честно говоря, рад, что прислали именно майора. Приехал бы полковник — и все время ушло бы на разговоры, переговоры, приемы… Кофе? Или чего покрепче?…
Андрей отметил умение каперанга держаться раскованно. Какой армейский полковник стал бы общаться в подобной манере с майором?
— Кофе, пожалуй… — ответил он.
— Может, нашего красного?… — настаивал каперанг. — Для знакомства, а? Есть и беленькая…
— От краснодарского не откажусь, — согласился майор, уступая законам гостеприимства. — А от беленькой еще с Москвы голова болит.
К огорчению Андрея, обещанный кофе, как и следовало ожидать, оказался с сильной примесью морской соли, которую каперанг специально добавлял в воду для вкуса. Он сам наполнил чашку с отверстием в ручке, предназначенным, по-видимому, для крепления ее к корабельной переборке. И кофе, и кофемолка стояли сзади него на старинном резном серванте, откуда каперанг мог их достать, просто повернувшись в кресле.
После того как они выпили неплохого «Гурджаани», хозяин кабинета перешел к делу:
— Ну-с, так с чего начнем?
Андрей откашлялся.
— В самолете я просмотрел документы… Некоторые весьма любопытны, но чтобы сказать что-то определенное… — он не спешил с озвучиванием собственных выводов.
— И какое общее впечатление? — продолжал настаивать каперанг.
— Трудно сказать. Слишком много информации…
Болховитинов широко улыбнулся.
— Так ведь старались… Чем больше информации, тем лучше.
— Не всегда. Позвольте для начала узнать ваше мнение — вы же уже давно работаете с этими данными.
Прежде чем огласить свою точку зрения, каперанг пристально посмотрел на майора.
— Похоже, здесь что-то назревает, — порывшись в столе, он достал оттуда папку с бумагами. — Еще непонятно что, но у меня такое ощущение. Понимаете, отдельных мозаик много, но так, чтобы они сложились в общую картину…
— Ну, например?
Каперанг раскрыл папку.
— Три основных момента. Во-первых, в горах происходит концентрация боевиков. В основном на границе с Грузией. Само по себе это может не иметь никакого отношения к играм, но тем не менее. Во-вторых, среди гостей, посещающих олимпийские объекты, нами выявлено несколько чересчур любопытных. На допросах все показали, что информацию собирали с определенными целями. Ну и, наконец, в последнее время задержали несколько человек с взрывчаткой. Немного, по сто — двести граммов у каждого. Может, для каких-то своих целей, а может, и для другого дела…
— Сто грамм — не страшно, — помолчав, сказал Зубровский. — Во всяком случае, еще слишком рано говорить о чем-то серьезном.
— Ну, разумеется, — Болховитинов, который, очевидно, был настроен более решительно, вскочил и заходил по кабинету. — Дадим им, черт побери, немного времени подготовиться… Вам в Москве, может, все и кажется проще, но нам приходится быть начеку. Черт возьми, мы не должны расслабляться!
Майор не обратил на его вспышку никакого внимания.
— А может, это просто провокация?
— Провокация? — переспросил, распаляясь, Болховитинов.
— Да, провокация, — спокойно повторил Зубровский. — Разве не могут они специально подбросить взрывчатку, чтобы взвинтить нам нервы, посеять страх перед возможным взрывом и тем самым напугать до чертиков всех — и жителей, и гостей города? Несколько обнаруженных граммов тротила могут повлечь за собой тонну слухов о якобы нависшей над городом опасностью. Пресса такой вой подымет…
Майор задумчиво постучал авторучкой по столу.
— Все это может быть очень тонко задумано. Сначала слухи — опровергнуть их почти невозможно. Это ведь только слухи, никто ничего определенно не утверждает. А мы уже сомневаемся, уже не можем быть спокойны. Затем телефонные звонки о подложенной где-нибудь на автобусной остановке взрывчатке, электронные письма с неизвестных почтовых ящиков… Для нас это хуже мины замедленного действия. Как поведет себя МОК? Есть сведения, что Инсбрук на всякий случай готовится… А как будут себя чувствовать жители города и гости Олимпиады, все время ощущая себя на пороховой бочке, которая вот-вот взорвется?…
Каперанг долго ходил по комнате, устало переставляя ноги, потом упрямо тряхнул головой:
— Нет, не убедили меня твои доводы, Андрей Павлович. Даже если это ложный след, значит, где-то должен быть и настоящий.
Зубровский налил себе еще кофе, но, так и не выпив, поспешно заметил:
— А вы думаете, Владимир Анатольевич, меня не огорчает мысль, что я приехал сюда напрасно? Однако я должен предусмотреть и эту возможность, тем более, что именно на этой версии настаивает руководство.
— Руководство, говоришь? — переспросил каперанг. Он еще раз прошелся по комнате, заложив руки за спину, и продолжил: — Оно всегда на чем-то настаивает… Особенно, когда не хочет слышать подчиненных. Что мы, собственно говоря, у них просили? Увеличить
