Ознакомительная версия. Доступно 10 страниц из 49
Три года Анисимовы прожили там. Ксения писала родным в письмах, что ей нравится Благовещенск, приветливые люди, много китайцев — они чудные, но славные. Великолепна природа. Сопки, леса. Необъятный Амур. Она стала работать в гимназии, учила словесности, литературе — русской и античной… Потом в ее письма стала вкрадываться тревога, прорываться то восклицанием, то фразой, то просто настроением. На Амуре пропал рыбацкий баркас, — солдаты гарнизона три дня искали его, нашли пустым, искореженным, выброшенным на один из островков. Людей не нашли, и это уже второй такой случай. Местные «славные» китайцы стали молчаливыми, неприветливыми, целые китайские семьи исчезают — уходят через сухопутную и речную границу. С китайского берега Амура стреляют — это не опасно, река очень широка, но зачем? В гарнизоне прошли учения. Введена боевая готовность…
Да, в самом Саратове тоже ходили слухи о брожении в Китае, об особой ненависти к России и воинственном настроении китайцев. Но все это казалось несерьезным, газеты тоже отмахивались: мол, блажат китайцы. Вот только письма Ксении волновали. А в мае 1900 года и случилось — разъяренные толпы китайцев и их войска осадили иностранный квартал в Пекине, посольства. Так началось восстание, охватившее весь Северный Китай и Маньчжурию.
Через годы, когда боль потери, не уйдя, все же притупилась, Ксения не раз рассказывала племяннице о событиях, которые сама видела, в которых сама участвовала. А Леночка, глядя на свою красивую, грациозную и утонченную тетушку-подружку, все же легко представляла ее иной — порывистой, смелой, находчивой, в дыму и огне сражения. Героиней!
Там, где оказались Анисимовы — в Маньчжурии, — восстание сказалось с особой силой. Скопища китайских войск — «Восемь знамен», «Зеленое знамя», «Большие кулаки» и хунхузы обрушились на русские посты и поселки вдоль Восточно-Китайской железной дороги, которая тогда строилась. Уже в середине июня вся дорога оказалась в их руках, а в Харбин и Благовещенск хлынули потоками беженцы. Но почти сразу оба эти города были осаждены. С правого берега Амура, у Сахалина, почти беззащитный Благовещенск подвергся жестокой бомбардировке. Артиллерийская бригада, в которой служил Владимир Анисимов, как могла, давала отпор. Но она была малочисленна, сразу понесла большие потери, не хватало снарядов. И все же солдаты и офицеры держались, не впускали китайцев в город. А Ксения, вместе с другими женщинами — женами офицеров, учителями, врачами — оберегала от бомбовых ударов детей, ухаживала за ранеными, готовила еду и кормила воинов прямо на их боевых местах. Каждый раз с замиранием сердца пробиралась Ксения к артиллерийскому расчету: сколько солдат и офицеров уже погибло! Она боялась… Но всегда ее встречал счастливой улыбкой ее милый муж. Усталый, с воспаленными от бессонницы глазами, в пыли и пороховой копоти, он словно оживал, видя жену, не спускал с нее глаз, прикасался то к руке, то к волосам в те недолгие минуты, которые они проводили рядом. Их было мало, защитников Благовещенска, но они держались и верили в близкую подмогу. И она пришла: отряды полковников Сервианова и Ранненкампфа, переправившись через Амур, разгромили при Айгуне угрожавшие Благовещенску полчища. Боевой и азартный офицер Ранненкампф лично во главе отряда казаков в 600 шашек бросился гнать китайцев на Мергень, — чтоб неповадно было! Капитан Анисимов и несколько других офицеров, охваченные желанием отомстить и восторгом победы, напросились в отряд полковника. Владимир на ходу, уже в седле, простился с женой. Ксения смотрела вслед отряду, видя стройную фигуру мужа — он был прекрасным наездником. Разве она могла его просить остаться? Он делал свое святое офицерское дело — уходил в бой…
Отряд смельчаков, охваченный победной горячкой, не рассчитал своих сил. У горного хребта Малый Хинган китайцы встретили их мощным укреплением, и первый наскок русских был жестоко отбит. Потом отряд укрепили и людьми, и орудиями, и он взял и Малый Хинган, и Мергень. Но Владимира Анисимова убили еще в первом бою. Тело его привезли в Благовещенск друзья, похоронили на берегу Амура. Ксении тогда только исполнилось 26 лет, детей у них не было, и через год она вернулась в родной Саратов. Прошли годы и другие более тяжелые бои, но она не теряла связи со своими друзьями — офицерскими семьями. Теперь сослуживцы Анисимова квартировали в Крыму, и Ксения ездила к ним каждое лето. Вот и недавно, вернувшись, рассказала Леночке, что совершенно случайно слышала очень хорошие отзывы об актере Уманцеве в Харькове. Она всегда отправлялась на юг через Харьков, останавливалась там на два-три дня у подруги по женским курсам Герье. Ксения любила этот город, говорила всегда:
— Харьков — настоящая столица! А какие там прекрасные театры!
В этом она, заядлая театралка, отлично разбиралась. И немудрено, что услыхала об Уманцеве. Петр ведь играл один сезон в Харькове. И — Леночка была убеждена! — был самым заметным, самым талантливым! Теперь Ксаночка стала просто мила и естественна с Петром, перестала отпускать свои шуточки и стараться нет-нет, да и подколоть его! И Леночка от этого чувствовала себя совершенно счастливой. Правда, спорить с Петром Ксения все равно не перестала, особенно когда речь касалась театральной жизни, репертуара, пьес, актеров. Буквально вчера, за обедом, — Леночка даже расстроилась.
Глава 7
А началось все с безобидного разговора о традициях. Петр посетовал на то, что сейчас часто актеры, желая выдвинуться, обратить на себя внимание публики, занимаются совершенно непростительным новаторством и просто губят прекрасную роль. Лучше бы старались сохранить тот рисунок образа, который придавали ему первые исполнители. Например, почитаемый в театральном мире Василий Каратыгин — в середине прошлого века он первый сыграл и пушкинского Дона Гуана, и Арбенина в «Маскараде» Лермонтова, и Чацкого… Конечно, каждый волен привносить в роль свои находки, темперамент и даже частную судьбу! Но не отступать принципиально.
Ксения откинулась на спинку стула, сказала с задорным вызовом:
— Вы, Петр Арсеньевич, какой-то неудачный пример выбрали. Я еще девочкой слышала от наших друзей, старых петербуржцев, о Каратыгине. Они его знали и как актера, и как человека. Рассказывали, что на сцене он брал криком: орал, неистовствовал. Как человек был заносчив, с актерами не дружил. Мало того, своего актерского звания стыдился, в газетах приказывал именовать себя не актером, а коллежским регистратором Каратыгиным.
— Ну и что? — Уманцев пожал плечами. — Это можно понять: в то время актеры были люди подневольные, крепостные, вот и стыдился.
— Каратыгин-то как раз не из крепостных, с хорошим образованием, — не согласилась Ксения. — Из крепостных был Павел Мочалов. А вот он-то обладал настоящим талантом. Такого грешно забывать, а учиться у него как раз можно.
У Петра дернулся подбородок и заблестели глаза. Он приложил ко рту салфетку, и Леночке на миг показалось — сделал это не для того, чтоб промокнуть губы, а чтоб сдержать обидные слова. Но, конечно же, это было не так, потому что Петр ответил хотя и горячо, но совершенно уважительно.
— Мочалова, Ксения Аполлинарьевна, я бы не стал называть талантом. Да, иногда он играл очень вдохновенно — потому, наверное, и запомнился. Но он никогда не репетировал, ролей толком не знал и, по большей части, был на сцене совершенно скучен. Но, главное, он был запойный пьяница! А это, согласитесь, несовместимо с талантом.
Ознакомительная версия. Доступно 10 страниц из 49
