которое они проникли.
Избушка набиралась уютным теплом, и Вика уже не дрожала как осиновый лист на холодном осеннем ветру. Но для девочки, привыкшей к московскому бытовому изобилию, слабый свет сибирского солнца, что с трудом просачивался сквозь два небольших оконца и никак не мог разогнать полумрак в избушке, был недостаточен. Матвей взял с полки ещё пару свечей, зажёг и поставил на стол. В домике сразу стало светлее, и через некоторое время дети почувствовали, что их клонит ко сну. Сказывалось все — и пережитые волнения, и долгая дорога по глубокому снегу. Матвей и Вика, не сговариваясь, и не говоря друг другу ни слова, повалились на охотничьи лежанки и, укрывшись старыми шубами, крепко заснули.
Матвей с трудом разлепил глаза. Ему показалось, что он закрыл их всего на пару минут, а сквозь мутные оконца уже пробивался тусклый утренний свет. Свеч за ночь погасли и растеклись по столу. С соседней лежанки из-под сбитой в кучу шубы не доносилось ни звука, и Матвей понял, что проснулся первым. Комната за ночь так остыла, что никакие шубы уже не грели, холод змейкой проскользнул под них, и зубы уже начинали выдавать кавалерийскую дробь. Дрова в печи давно сгорели. Городские дети, конечно, не могли знать, что в дровяных печах огонь нужно постоянно поддерживать, потому что сосновые поленья быстро сгорают, и огонь, дающий необходимое в это время года тепло, просто погаснет, как это и случилось. Стуча зубами, Матвей вскочил, накинул на себя телогрейку, что этой ночью служила ему подушкой, и принялся разжигать печку.
— Почему так холодно? — глухо прозвучал голос Вики.
Мальчик обернулся и улыбнулся — из-под шубы виднелись только глаза девочки.
— Это тебе не московская квартира, где и газ, и электричество, а про отопление вспоминаешь только, если трубу прорвет, или она на трассе замерзнет и лопнет.
— А у нас никогда ничего не прорывало, всегда было тепло, — грустно сказала Вика. — Откуда ты всё знаешь?
— Отец часто брал меня с собой в поездки, мы можно сказать полстраны исколесили. Много, где пришлось побывать, в том числе и в таких местах, ну навроде этих — он обвёл взглядом избушку.
— Повезло тебе, романтика по полной программе, — Вика заворочалась под шубой, попробовала выпростать руку и тут же убрала её обратно, в тепло. — А у меня всё так обыденно: школа, курсы по английскому и французскому, уроки рисования, из всех развлечений — игры в мобильнике.
Матвей усмехнулся.
— Романтика? Так ты в ней сейчас по самые уши. Что-то я не наблюдаю счастья на твоём лице.
Печка перестала дымить, огонь радостно заколыхался на покрытых смолой поленьях. Дверцу печки Матвей закрывать не стал, чтобы тепло поскорее заполнило их временное пристанище. С трудом разогнув замёрзшие конечности, мальчик встал и решил сменить тему разговора.
— Пора подкрепиться, есть хочу ужасно. Тут обязательно должно храниться что-нибудь съестное. Я видел в фильмах, в таких домиках всегда держат еду про запас.
— А мой папа всегда говорил, что в кино одно вранье!
— Не всегда, бывает и правду показывают, — машинально отозвался Матвей.
Он сверлил взглядом разделочный стол, который одновременно был и шкафчиком. Только там и могли храниться съестные припасы охотников. При мысли о еде у мальчика потекли слюнки и призывно заурчало в желудке.
Матвей распахнул дверцы стола, пошарил внутри и вытащил алюминиевые тарелки и ложки. Пытаясь замаскировать разочарование, сунул нос поглубже и почти исчез в глубине. Вика уже сидела на лежанке, с любопытством наблюдая за его действиями. Есть уже и вправду хотелось.
— Странно, — пробормотал Матвей, выныривая из недр кухонного стола.
В руках он держал две небольшие картонные коробки, на одной из которых карандашом было нацарапано «Патроны». Уже не скрывая своего расстройства, он бросил коробки обратно в стол.
— Патронами мы завтракать не будем.
— Не будем, — эхом прозвучал высокий голос с лежанки.
Матвей не собирался так легко сдаваться. Взгляд его упал на лежанку, на которой он провёл ночь. Под ней стоял деревянный ящик. Недолго думая, Матвей ухватился за край и потащил. Ящик оказался обнадеживающе тяжёлым, но к разочарованию Матвея в нём находились строительные инструменты: топор, пила, молоток, гвозди, и прочие необходимые для жизнедеятельности в тайге предметы. На всякий случай Матвей проверил, нет ли чего под лежанкой Вики. Откинув свисающую с неё полу шубы, он обнаружил ещё один ящик. На этот раз его ожидания оправдались.
— Так, посмотрим, что тут у нас. О, консервы! Супер! Так, тушенка, ещё тушенка, сухари, рыба, зеленый горошек, ламинарии, о, даже персики консервированные! Ты что будешь есть?
— На завтрак я предпочитаю мюсли и фреш.
— Извини, мюсли в нашем меню не значатся. Могу предложить сухари и морские водоросли.
Вика отвергла сей изысканный завтрак.
— Лучше уж рыбу. Можно с сухарями.
— Понял, принял. Сейчас всё будет. А я тушенку поем. — Матвей уже выкладывал консервные банки на столешницу. — Про московское питание на время придётся забыть. В ближайшие дни в нашем рационе будет только приправленная романтикой тушёнка. Ну, вылезай уже, позавтракаем. Или это у нас обед будет? А, без разницы, до чего я голодный.
Матвей болтал без умолку, одновременно ловко вскрывая консервы открывалкой. Рядом с консервными банками он положил две ложки, приосанился и гордо и торжественно произнес:
— Кушать подано, мадемуазель!
Пафосный вид так не сочетался с убогой обстановкой грубо сколоченной из нетёсаных брёвен избы, что невольно вызвал у Вики улыбку.
— А что насчёт тарелок? — Вика взглядом указала на полку над разделочным столом. — Или про них тоже нужно на время забыть? И помыть эту грязную посуду ты, ясное дело, тоже не догадался?
— Вот черт, об этом я как-то не подумал. Мама к обеду доставала чистую посуду из шкафа.
При воспоминании о маме Матвей почувствовал, как у него защипало в глазах. Он отвернулся, чтобы не показаться слабым. От грустных мыслей его отвлёк весёлый голос. Вика, не подозревая о душевной боли, продолжала подсмеиваться над незадачливым представителем мужского пола.
— Но кто-то же мыл эту посуду прежде, чем в шкаф поставить?
— Мыл? — Матвей наморщил лоб, припоминая цепочку событий. — Точно, вспомнил! Она же и мыла.
Он растерянно уставился на девочку.
— А где нам воду взять?
— А снег, по-твоему, не вода? Видишь, ведро стоит в углу возле печки. Возьми его, и снега с улицы принеси.
— Ха-ха, улица, скажешь тоже, — засмеялся Матвей, — да тут везде улица. Ладно, пошел я за водой.
Выйдя из избушки, мальчик чуть не ахнул от представшего перед ним вида. Грустных мыслей как ни бывало. Вчера, когда
