с собой не взяла, или ты поёшь? Сказали, пришлют пианистку.
– Я и пою, и играю на пианино, так что спеть мне не составит труда.
– Хорошо, посмотрим, но я тебя сразу предупреждаю, что вряд ли здесь кто-то тебя будет слушать, а скорей всего ты очень огорчишься, они звери – в этом ты можешь не сомневаться.
Эля тяжело вздохнула, и еле заметная слеза прокатилась по ее нежному лицу. Она сразу вытерла ее рукой, пока тетка не заметила.
– Ладно, будем ждать! – уверенно сказала Эля, а у самой дрожала душа.
В это время кое-что другое дрожало на чердаке от громкого храпа, а именно маленький паук, раскинувший сети прямо над головой Гриши. Мальчик дышал так громко, что от порывов создаваемого им ветра паук летал на своей паутине как на батуте. Послышался громкий звон утреннего колокольчика. Гриша вздрогнул, но не проснулся. Он все семнадцать лет каждое утро, проведённое в стенах этого дома, вздрагивал при звоне этой штуковины, но оттого, что Григорий находился на чердаке, звука было недостаточно, чтобы разбудить мальчика. Ну когда через какое-то мгновение весь дом превратился в ад, Григорий уже проснулся. Дом наполнился криками детей, они бегали туда-сюда, создавая своими действиями ужаснейшую обстановку. Внизу сидела Элина, она смотрела на происходящие ужасы и не могла понять, почему все бегают и даже не замечают её. А на чердаке валялся Гриша и мечтал заткнуть каждый рот в этом доме. Эля и Гриша друг друга не знали, но мечтали сейчас об одном и том же – быть где угодно, но только не тут. Гриша неуклюже поднялся, стряхнув с головы паутину, посмотрел по сторонам и подумал: «А было бы круто как-нибудь проснуться где-нибудь на пляже, да хотя бы в Сочи там, или в Туапсе». Да-а… мечты мечтами, а позавтракать стоит. Теперь остаётся беспалевно спуститься в столовую на первый этаж, а о своём завтраке он уже договорился вчера с поварихой.
Пока Григорий наверху собирался, дежурный воспитатель проводил Элину в гостиную комнату и усадил за старый покрытый пылью рояль. От рояля пахло мокрым деревом – это был запах тонущего пиратского корабля. Конечно, Эля не знала, как пахнет тонущий корабль, но на ее воображение больше ничего и не приходило: грибок, плесень, паутина, пыль – это место, ужаснейшее в жизни Элины. «Да поскорее бы отыграть», – подумала Эля. Постепенно в приюте стало тише, крики прекратились, никто не бегал туда-сюда, а в зал один за другим как утятки стали заходить дети. «Один, два, – считала про себя Эля, – три, четыре». Потом пошли мальчишки постарше – пять, шесть, семь, потом друг за дружкой в одинаковой одежде зашли четыре девочки и уселись на протертый единицами и уничтоженный временем диван. За ними зашла дежурный воспитатель и, посмотрев на Элю, произнесла: «Всех, кого смогла собрать, занимайтесь. Так, а вы выслушайте ее и не обижайте! Понятно?
– Да! – хором ответили дети.
Воспитательница вышла из комнаты, оставив Элечку одну с детьми. Элечка знатно волновалась, но не пыталась скрыть это.
– Здравствуйте, дети», – тихим напряженным голосом сказала Эля и продолжила: – Я пришла с целью привлечь ваше внимание именно к музыке. Я не собираюсь расхваливать и рекламировать наш колледж. Для меня важно проявить в вас любовь к музыке, ко всему прекрасному, что она в себя вкладывает.
– Я хочу сыграть вам. – Эля элегантно поклонилась, чем вызвала небольшой смех у её зрителей, но это не встревожило ее, и она села за рояль, открыла крышку дрожащими пальцами, достала из папки ноты.
В этот момент Эле казалось, что вся комната чувствовала напряжение ее нервов, слышала стук ее бьющегося о рёбра маленького сердца. Восстановив ровное дыхание, она заметила, что не может разглядеть ноты на бумаге – все сливается в одну кашу. Тихим голосом она испуганно сказала:
– Не вижу ничего, не вижу, можно мне воды? Пожалуйста, ребята! – Ни один человек в комнате не пошевелился.
Дети сидели, кто-то улыбался, кто-то просто не слышал, девочки болтали между собой, и никто не обращал внимания на Элину.
Мимо гостиной в столовую как раз шёл Гриша. Шёл тихо, хоть он и знал, что хозяйки не будет, но не хотелось привлекать лишнее внимание.
Увидев сидящую за роялем незнакомую бледную девочку, ему стало интересно, что тут происходит: кто она и что пытается изобразить. Присмотревшись, он увидел, что Элечка дрожит и без звуков говорит. Гриша догадался, что скорее всего ей плохо и с громким возгласом ворвался в гостиную:
– Эээ, ну вы чё, не видите, ей плохо, животные!
Услышав и увидев Гришу, вся группировка малолетних беспризорников подорвалась и начала хором валить отмазки: «Да мы не видели, мы не поняли». Кто-то сказал: «Я только пришёл». Кто во что горазд, тот то и говорил.
Гриша взял Элину за руку так нежно, что она даже не почувствовала, что кто-то взял ее руку.
– Девочка, что с тобой?
Эля не слышала ни слова – она слышала только стук своего сердца.
Заметив, что над нею справа нависла тень, она повернула голову и увидела симпатичного молодого человека, он открывал рот, что-то говоря ей, но она не могла услышать.
Гриша обернулся на детей и громко крикнул:
– Воды принесли, и порезче!
Вся гильдия резко сорвалась за водой. Гриша в этот момент взял Элю со стула и положил на половик, потому что по сравнению с полом половик был более-менее чистым.
– Так, девочка, смотри на меня и не закрывай глаза.
Гриша понятия не имел, что делать, но щупать пульс Эли даже и не нужно было, – прикоснувшись к ее руке, можно было почувствовать, что ее сердце не бьётся, а буквально разрывается.
– Что же с тобой, малая? Успокаивайся давай, неужели ты так переволновалась? – тихо приговаривая, держал Элину руку Гриша. Казалось бы, ничего не могло растопить жестокое сердце Гриши, но закравшееся уже тогда чувство любви стало творить с ним необыкновенные вещи.
– Вот и вода! – в комнату забежал мальчишка и подал Грише стакан воды. Гриша аккуратно приподнял головку девушки и положил себе на колено, после чего поднес стакан к бледным и сухим губам Элины.
– Пей, девочка, пей, – приговаривал Григорий. Маленькими глотками Эля неспеша стала пить.
– Во, молодец, девочка, пей потихоньку.
Гриша заметил, что Эля начинает давиться и убрал стакан.
– Так, тихо, полежи тут немного, – сняв с колена голову Элины, сказал Гриша.
Он сидел рядом и смотрел за состоянием Эли, она на глазах приходила в себя и бледные губы снова наливались краской.
– Да ты красотка, – сказал Гриша.
