Книга Милосердный демон - Веста Сур

– Заказ должен быть выполнен, – заявил Незнакомец, – при любых обстоятельствах. Нам нужен судья, и ты один способен отыскать его в лабиринте твоей души. А чтобы ты в дороге не заскучал ненароком, даю тебе стимул: будешь испытывать муки сожжённых по твоей милости высеградцев и при этом не сможешь умереть до тех пор, пока не найдёшь свою совесть.

В тот же миг суконщика со всех сторон охватило пламя.

– Нет! – с безумными от ужаса глазами завопил Хольп. – За что? Не я же поджигал! Не моя вина!

Тощая фигурка заметалась по зазеркалью. Вырывавшиеся из пламени клубы дыма стремительно заволакивали пространство, так что вскоре старик окончательно пропал из виду, и только под потолком ещё долго носился отгул его последнего крика. Хотя, возможно, это были всего-навсего завывания ветра на чердаке.

* * *

В разгар дня Портовое предместье не выглядело ни таинственным, ни зловещим. Обычная бедняцкая окраина, где пустых желудков гораздо больше, чем краюшек хлеба, способных их наполнить.

Бэфэ Литни Симум всё в том же эльфийском плаще, скрывавшем экстравагантную наружность Унат, шествовала знакомым маршрутом. Глазеть по сторонам не хотелось: заказчица торопилась покончить с оставшимися формальностями. И лишь по прибытии на место стала очевидна тщетность её спешки. Из-под капюшона выпорхнул возглас удивления с толикой досады. Увы, таверны с нечитабельной вывеской больше не существовало. Всего за два дня, что прошли со времени достопамятной встречи, здание на Гужевом спуске успело обзавестись новой табличкой. На известняковой плите было выбито три символа, понятных любому намирцу: кровля, клюка нищего и лекарский колпак. А поскольку Бэфэ Симум достаточно долго прожила в Намире, ей не составило труда расшифровать эту надпись. Странноприимный дом. Далеко не то заведение, где жаждала очутиться Унат.

При внимательном рассмотрении Бэфэ на минуту пригрезилось, будто поверх символов ползучим гадом извивается гнусная ухмылка Замбука. Унат инстинктивно встряхнула головой, чтобы прогнать морок, и двинулась в сторону прибрежных скал.

Под напором бриза эльфийский плащ вздувался и трепетал, отчего застывшая на острие утёса фигура издали напоминала бабочку траурницу. Крики чаек время от времени разбавляли монотонный шелест прибоя. На губах и в душе ощущалось одно: горечь.

– Так, значит, ты не передумала? – внезапно раздался за спиной голос «негоцианта».

– Нет, мой господин, – не оборачиваясь ответила Унат.

– Тебя не удовлетворила работа моего подопечного? – последовал новый вопрос.

– Полностью удовлетво’гила, мой господин.

– Какова же тогда причина?

Унат поднесла руки к груди.

– Здесь…пусто.

– Понимаю, потому и не отговариваю. Надеюсь, ты осознаёшь последствия?

– Да, мой господин.

– Хорошо. В таком случае, до скорой встречи, Бэфэ Симум.

– До ско’гой вст’гечи, мой господин.

Без единого звука, крика или стона, Унат бросилась вниз. Набежавшая волна бережно слизнула окровавленное тело с рифа и уволокла в мир безмолвия и покоя.

– Скажи-ка, Замбук, – обратился «негоциант» к стоящему рядом и, как всегда, гаденько ухмыляющемуся подручному, – могут ли демоны стареть?

– Не припомню такого, господин Айбук.

– Значит, я первый.

– Не понял вас, господин.

– Устал я, Замбук. От склок и свар, от суеты, от злобы и от безразличия, от гордецов и от смиренных. Ото всего и ото всех. Люди в подобном случае говорят – старость пришла.

Демон Правой Руки не нашёлся, что сказать, и потому молча ожидал следующей реплики господина. Но тот лишь глубоко вздохнул и уставился на резвящуюся в отдалении стайку дельфинов. Айбук так и не решился признаться подручному, насколько он, Владыка Бездны, до крайности презирая смертных за неспособность в решающий момент сделать правильный выбор, завидовал этим жалким букашкам за то, что они обладали ценнейшим даром, которого демоны были вероломно лишены.

Львица и воробей.

Тури знает, что такое свобода. Тури ныряет в глубину, туда, где много водорослей и ракушек – много еды. Солёная вода щиплет глаза, но Тури ныряет раз за разом и приносит много еды. Люди племени сыты и довольны. Это и есть свобода.

Тури делает так, как учит Монью. Опускается на семь-восемь локтей. Ниже запрещено. Тури видел кости тех, кто нарушил запрет. Пищу надо собирать быстро, нельзя отвлекаться. В глубине полно зубастых рыб и демонов. От тех, кто медлит, не остаётся даже костей.

Монью мудрый. Он говорит о великом законе: сколько люди взяли у моря, столько же нужно отдать. Давным-давно, когда Тури звался Тука и еле дотягивался до нижних веток масличного дерева, закон перестали соблюдать. Ничего морю не отдавали, только брали. Тогда из бездны поднялось чудовище и проглотило рыбаков. С ними была мать Тури. Потом все боялись подходить к морю. Но Монью сказал: «Возьмите свои украшения и бросьте в воду». Все сделали так, и чудовище уплыло.

Монью мудрый. Он слышит голоса духов.

* * *

Благодарение богам, улов получился обильным. Сквозь щели корзины поблескивала серебряная чешуя, сбоку вялой ботвой свешивались щупальца осьминога. Бодрый мотивчик, насвистываемый Тури, ловко вплетался в трели птиц и шорох лагуны за спиной. Жаркое солнце безжалостно пекло коротко стриженую макушку, сверкало в капельках пота на дочерна загорелой коже, заглядывало в узкие прорези глаз.

На подходе к деревне удачливого рыбака встречал бритоголовый старейшина.

– Запах моря…запах жизни, – провозгласил Монью и тотчас добавил:

– Торопись, скоро начнётся.

Юноша кивнул и с довольной улыбкой затрусил вперёд по тропинке.

На ходу Тури подскакивал от восторга и нетерпения: ему впервые предстояло увидеть Священную Свадьбу. Обряд проводили редко, только при крайней нужде. Монью рассказывал, что он всего однажды наблюдал такой ритуал: в год Красной игуаны, задолго до рождения Тури, когда пробудилась Огненная гора.

Сейчас поводом послужило нашествие людей-из-за-моря. Они скрытно подплывали к острову со скалистой стороны на громадных лодках величиной с дом, пересаживались в лодки поменьше и на них проникали в лагуну. Несчастные, отправившиеся в эту пору на промысел, попадали в плен. Деревня постепенно пустела. Мольбы и подношения богам оставались втуне. И жрец решил, что наступило время прибегнуть к последнему средству. Отдать в жёны Дарующему, богу солнца, лучшую девушку деревни. Наиболее выносливую и годную к замужеству. Пусть она умолит небесного супруга избыть напасть.

У капища в благоговении склонили головы и немощные старики, выползавшие из глинобитных лачужек лишь по особым, исключительным случаям, и дородные матери с непривычно тихими ребятишками, и жилистые, остроглазые девушки, и смуглолицые парни, и самые уважаемые обитатели деревни: мужчины – добытчики, охотники и рыболовы. Тури протиснулся поближе к последним.

При появлении жреца со связками тлеющих сандаловых прутьев в руках толпа зашелестела. Ретивый западный ветер тут же разнёс по округе мягкий сладковато-терпкий аромат. Благовония заняли