вас, простите, эти сентиментальные экскурсы в прошлое и не интересуют, вероятно...
— Ну что вы, очень даже интересуют! Продолжайте, пожалуйста!..
— А что, дорогой, продолжать? Сначала Ирина обижалась на меня, что я ее воскресил. Потом видит, делать нечего — жить надо... Подумала-подумала и осчастливить меня решила: обвенчались мы с ней...
— Раньше ваша жена бывала на Урале?
— Нет, насколько мне известно.
— Где вы обычно выступаете?
— Где придется... Летом чаще в городских садах, зимой в ресторациях. Поем и в балаганах рыночных, порой на ярмарках... Всегда в работе, всегда в разъездах...
— После концертов вы встречались с поклонниками, с поклонницами?
— Да нет... Раньше Ирина любила обожание. А как поручик ее обманул, замкнутой стала...
— В коридоре вагона между бандитами, которые вас ограбили, что за ссора произошла? — переменил тему разговора Феликс.
— Да разве нам в те страшные минуты до бандитских ссор было! — вздохнул маленький человечек. — Изверги они, душегубы... Вырвать из ушей серьги, а потом, видите ли, какая галантность, возвратить их обратно...
— Вам возвратили серьги?! — Феликс от неожиданности поднялся с лавки.
— Да, сегодня. Часа полтора назад.
— Кто?! — повысил голос Феликс.
— Тише, дорогой, пожалуйста, тише! Прошу вас очень! Ирину разбудите. А кто возвратил серьги, простите, не знаю.
— Как не знаете?
— Вале-санитарке их вручили, велели Ирине передать. Валя-санитарка их мне и принесла. Ирина-то ведь спит. Вот они...
И он вытащил из внутреннего кармана узелок. Феликс развязал и увидел серебряные серьги.
— Красивые серьги! Подарок, наверно?
— Как же, как же! Я их Ирине перед нашей свадьбой презентовал. Всмотритесь-ка внимательно: на одной буква «И», на другой буква «Г». «И» — Ирина, «Г» — Глебова...
— Вы хоть спросили у санитарки, кто принес серьги?
— Да нет. Растерялся как-то. К Ирине поспешил...
Санитарка ничего толком не могла сказать Феликсу. Она мыла пол в больничных сенках, и тут открылась дверь и какой-то мужик сунул ей узелок и просил отнести Аринушке Глебовой. Она этого мужика и разглядеть не успела. А если теперь увидит где-нибудь, то наверняка не узнает: шибко уж скоро исчез из сенок... Разве что нос запомнился — приметный, большущий.
...Маленький человечек по-прежнему сидел на старом месте и внимательно разглядывал серьги. На подошедшего Феликса он не обратил внимания.
— Извините меня, но я должен задать вам еще пару вопросов.
— Ах, да, пожалуйста! — встрепенулся тот на тихий голос Феликса. — Присаживайтесь, прошу вас. Вот смотрю на серьги и день нашей свадьбы вспоминаю...
— Вашу жену кто-нибудь называл Аринушкой?
— Аринушкой? Нет, не вспоминаю такого... Тот поручик звал ее всегда Ирен.
— А другой кто-нибудь? Припомните, припомните...
— Ведь Аринушками, дорогой мой, женщин в селах и деревнях называют, а мы с Ириной — люди городские, что называется урбанисты. Она в Баку родилась. Там, наверное, про Аринушек и не ведали.
— Если кто-нибудь вновь будет интересоваться вашей женой, звоните дежурному уголовного розыска вот по этому номеру.
VIII
Итак, среди бандитов был человек, знавший Ирину Глебову и почему-то протестовавший против ее ограбления. Очевидно, он и вернул певице серьги. Но почему? Навести на правильный след могла, вероятно, сама Ирина Глебова. Однако этот вариант пока отпадал: в течение недели врач категорически запретил встречаться с ней.
Всю дорогу от больницы до уголовного розыска Феликс пытался представить себе действия сердобольного бандита. Не исключено, что он опять навестит Глебову. Ну, позвонят по телефону в угрозыск. А дальше? Пройдет минут пятнадцать, прежде чем оперативная группа прибудет и... наверняка уже не застанет таинственного гостя. Значит, кто-то из агентов должен круглые сутки находиться в больнице.
В дежурке, несмотря на поздний час, было много сотрудников. И только Феликс хотел спросить, в чем дело, как появившийся в дверях Никифоров опередил его:
— Феликс Янович, нам подан специальный поезд... Едем по Горнозаводской ветке... Черные маски продолжают диктовать правила игры...
— Снова нападение на каких-нибудь нэпачей?
— Да! На этот раз ограблена касса магазина. Тяжело ранены два милиционера... Выходим, товарищи! О своих делах, Феликс Янович, доложишь в пути... Дорога́ каждая секунда!..
Специальный состав — паровоз с пассажирским вагоном — уже поджидал сотрудников уголовного розыска на запасных путях. Никифоров и Феликс заняли самые первые боковые места.
— Я слушаю тебя, Феликс Янович, — произнес Никифоров.
И Феликс под стук вагонных колес рассказал и о маленьком человечке Ускове, и о Вале-санитарке, и о таинственном посетителе, и о своих планах.
— Одно только мне сейчас непонятно, — закончил он, — почему бандит, приходивший сегодня в больницу, не участвовал в новой авантюре черных масок. Не мог же этот тип быть одновременно и там, и в городе.
— Я боюсь, — поморщился Никифоров, — не объявилась ли в округе вторая банда?
— Это, конечно, не исключено, — задумчиво ответил Феликс. — Но судя по полученному сообщению, у тех, кто орудовал на Ирбитской ветке, и у этих артистов один почерк...
В горнозаводский поселок, где произошло ограбление, внерейсовый поезд прибыл поздней ночью. Поселок уже спал, только с завода доносился отдаленный гул, да перед водокачкой буксовал старенький маневровый паровоз-«кукушка». На платформе Никифорова встретил начальник местной милиции Гусев, худой двадцатилетний парень. Волнуясь, он начал рассказывать о недавнем происшествии...
К промтоварной лавке Башкайкина перед закрытием подъехала кошевка. В тот субботний день на заводе была получка, и торговля во второй половине дня шла бойко. Лишь где-то часам к шести приток покупателей спал, однако Башкайкина это уже не огорчало. Радостный, восседал он за кассой и прикидывал на счетах прибыль.
Но только Башкайкин собрался крикнуть приказчикам, чтобы замыкали входную дверь, как на пороге показались вооруженные люди в черных масках и потребовали деньги. Перепуганный лавочник без сопротивления отдал всю сегодняшнюю выручку и даже помог погрузить в кошевку несколько тюков с ценными товарами.
Когда в лавку по вызову старшего приказчика явился Гусев с двумя милиционерами, грабителей и след простыл.
— Куда они направились? — допытывался у побелевших приказчиков Гусев. Сам Башкайкин не мог говорить. Он лежал на полу и, обхватив руками трясущуюся голову, выл белугой. Приказчики показали в сторону железной дороги.
Милиционеры поспешили на станцию. Около семафора им встретился путевой обходчик и сказал, что какая-то кошевка промчалась вдоль линии по направлению к городу. Гусев разыскал начальника станции, и через десять минут из депо, пуская пары, выполз паровоз-«кукушка». В
