вы, мсье, зовётесь как? – он протянул свою руку.
– Эрик Саммерс…
– Буду рад! – и схватил руку парня, крепко пожав её. – Посмею, Эрик, стать для дружбы нашей стимулятором и буду временно для вас куратором! – Краус совершил очередной поклон, а после подошёл к двери, ведущей в основное помещение вагона.
Эта дверь была такой, какие обычно устанавливаются на подводных лодках, только здесь обтянута бордовой, как цвет вина, замшей. Контролёр крепко вцепился костлявыми руками в затвор, установленный на двери, и повернул его, а потом без особых усилий толкнул дверь, весом около тонны, от себя.
Эрик готовился увидеть всё, что фантазия посмела преподнести ему. Но открывшаяся картина оказалась безобидной по сравнению с жуткими предположениями. Взору предстало помещение, больше похожее на кабинет почитателя живописи. Картины фантастических существ, изображённых на холсте, удивительно гармонировали с готическим интерьером. Посреди комнаты стояла кушетка, рядом с ней кресло и столик. На кушетке лежала огромная собака, вся чёрная, морщинистая, в омерзительных струпьях – кошмарный шарпей размером с бегемота.
А в кресле, чья высоченная спинка, переходящая в челюсти, зубами вцепилась в потолок, сидел карлик, одетый в десять слоёв рубашек и узорчатых пиджаков. На его горбатом и длинном носу в ряд выстроились четыре пары очков. Он держал в руках записную книжку, поглядывал на пса, что-то записывал.
– Так, да, продолжайте, – обратился карлик к собаке, а та, встряхнув головой, сперва заскулила, а позже завыла. – Да что вы, серьёзно? Хорошо, так и запишем, – карлик черкнул пером в открытой книжке. А потом повернул голову, вместе с псом обратив внимание на Эрика и Крауса.
Куратор в своей стихотворной манере извинился перед обоими за потревоженный сеанс, а потом закрыл дверь, тяжело вздохнул и покачал головой.
– Извольте принять мои извинения. Не в тот сегмент мы с вами устроили вторжение, – обратился он к Эрику, захлопнув дверь.
Пальцы Лина коснулись нескольких слов на одной из страниц, повешенных на стене, и после этого за дверью раздался скрежет, а шестерёнки и поршни, торчащие из дыр в стенах вокруг, начали движение.
Эрик предполагал, что все листы, развешанные тут, являются чем-то вроде переключателей, меняющих комнату за дверью. Надписи, на удивление, были на родном для парня языке, поэтому прочитать их не представлялось сложным. Очень странно, что Эрик прекрасно понимал как речь скелета, так и то, что читал на стене. Объяснения этому он не нашёл, спросить не решился, но предположил, что в будущем осмелится задать вопрос касательно этого.
Он в спешке бегал взглядом по словам, понимая, что они лишь никак не связанная друг с другом мешанина, но Краус вмешался в его занятие.
– Майн друг, теперь, любезны будьте, проходите. И за бедлам напутанных сегментов уж меня простите.
Скелет опять открыл дверь. На этот раз помещение разительно отличалось от предыдущего. И это мягко сказано. Почти сплошная тьма наполнена ползающими повсюду люминесцентными насекомыми, которые едва проедали своим светом объятия мрака. Длинный зал, чья ширина достигала двадцати метров. Стены, состоящие из подвижных кирпичиков, словно раздувались, а пространство наполнялось тяжёлым и громким дыханием. Медленные вздохи невесть чего заставляли кирпичики поочерёдно выдвигаться, меняя не только общее положение стен, но и позволяя через большие щели выдвинуться трубам. Кирпичи напоминали мозаику, и, шевелясь, успевали своим многотысячным числом выстраивать узоры. А потом раздувшиеся и смещённые стены, на мгновение застыв, не спеша возвращались в исходное положение.
В нос парня забивался смрад, пусть и едкий даже для глаз, но терпимый для рвотного рефлекса. Эрика всё больше удивляло пребывание в этом непонятном поезде, хотя прошло лишь несколько минут с момента, когда он взошёл в вагон.
– Что это за вонь? – поинтересовался он, закрывая нос.
Краус лишь постучал зубами. Это, должно быть, означало улыбку или что-то вроде того. Ведь как иначе безликому черепу изображать эмоции на несуществующем лице. Лин ничего не ответил, лишь щёлкнул пальцами, создав искру, от которой начали вырастать извивающиеся, словно змеи, то ли молнии, то ли светящиеся нити. Они стремительно заполняли помещение, вскоре освещая его своим голубоватым мерцанием. Но не полностью. Слабый свет находился лишь в районе волнистых молний, которые хаотично, переплетаясь с другими, перемещались по залу под сопровождение дышащих стен.
– Это место…
– …для вашей души неуместно? – Лин на свой лад договорил за Эрика. – Я знаю, сложно поначалу это принимать. Необходимо время, чтобы признавать душой и разумом кошмарные величия, иных миров безумное наличие. Сейчас терзает вас оцепенение, но тщетно оное в попытках быть извечной. Когда ваш разум ощутит перерождение, то жуть вдруг станет милой и сердечной.
Куратор зашагал вперёд, а Эрик за ним. Они оба шли вдоль дышащих стен, сопровождались извивающимися молниями, которые постоянно касались кожи парня и костей Лина. Эрик заметил наверху какое-то движение, и сразу поднял голову, увидев кромешную тьму, а в ней ползали неведомые создания. И только несколько пар светящихся жёлтых глаз выдавали их присутствие.
Сердце Эрика уже устало колотиться в бешеном ритме из-за постоянной напряжённости от чужеродности вокруг. Парень хоть ещё не отошёл от шока, но потихоньку привыкал, и даже более-менее начинал соображать здраво, чем в момент посадки в поезд, когда разум был движем глубинными и болезненными мыслями – именно это подвигло Эрика на сомнительную авантюру зайти в поезд. И ещё внутри себя он ощущал чьё-то присутствие, в каком-то смысле даже влияние, но пока не мог дать этому объяснение.
Когда оба дошли до конца вагона, то наткнулись на врата, которые Краус открыл, нажимая каблуками обуви на плитки. Створки врат изогнулись наружу, как крылья птицы, и начали отворяться, закрывая всё пространство позади идущих, а перед их глазами возводя картину – красивейший зал.
С серых колонн свисали красные одеяния длиной в шесть метров, будто сшитые для великанов. Мантии пустовали, но развеивались в отсутствии ветра. За колоннами шли, упирающиеся в потолок, книжные шкафы, созданные точно из живого материала. Потому что всюду, особенно на полках, виднелись либо нераспустившиеся почки, либо зрелые фрукты серого цвета, иногда падающие на пол, где их подхватывали костлявые зверьки, сразу же прячущиеся обратно в прогрызенные в паркете дыры. Меж шкафов изредка находились узкие, но высокие арочные окна, украшенные железными прутьями, изогнутыми острыми концами наружу.
Но всё это казалось безобидным по сравнению
