Книга Манящая корона - Борис Алексеевич Давыдов

– В трактире? Интересно, когда это ты в последний раз захаживал в трактир? Ты же у нас не такой, как все, Гумар, держишься отдельно, нашими развлечениями брезгуешь… Девка-то хоть красивая была?

– Ну… Э-э-эээ… Осмелюсь доложить, не присматривался!

– Ох и дурень же ты! «Не присматривался!» А надо было присмотреться! Если красивая, подал бы знак, мы бы ее мигом сюда втащили да позабавились…

– Господин старший десятник, да как же… Ведь его сиятельство строго-настрого…

– А откуда он узнал бы?! Или, по-твоему, я помчался бы к нему с докладом: «Так и так, ваше сиятельство, разрешите задрать подол приблудившейся бабенке?» Телок ты, Гумар, и ум у тебя телячий, честное слово… Ох, в недобрый час ты к нам в столицу приперся, дубина неотесанная, чего тебе в твоей глуши не сиделось! И что только нашло на графа, чем ты ему приглянулся, никак не пойму! Ладно, с тобой, олухом, говорить – настроение поганить. Приступайте, ребята!

Стражники, пыхтя от натуги, покатили графское изобретение к столбам: натягивать проволоку на ночь. Десятник продолжал поругивать Гумара, но скорее по привычке, нежели по злобе, – как любой начальник, смирившийся с наличием бестолкового и бесполезного подчиненного, от которого невозможно избавиться, пока не поступит распоряжение сверху.

Трюкач осторожно откинулся спиной на склон ямы и закрыл глаза. Теперь оставалось одно: набраться терпения и ждать.

* * *

Только боги-хранители безупречны, а у каждого живого человека обязательно найдется или грех, или по крайней мере недостаток. Перечень грехов мадам Анни, хозяйки «Белой Лилии», одного из лучших публичных домов Кольруда, занял бы целую страницу, исписанную убористым почерком, и на первом месте наверняка стояло бы то, что в Священной Книге скромно именуется сребролюбием.

Даже один-единственный серебряный талар всегда вызывал у мадам самый живой интерес, пять таларов приводили в возбуждение, сходное с религиозным экстазом, а за десять таларов она была готова на все – хоть заменить собой любую из своих «девочек». Правда, еще ни один клиент этого не пожелал – как уверяла саму себя хозяйка «Белой Лилии», исключительно из скромности, воспитанности и уважения к столь известной и солидной особе, как она. В глубине души, вздыхая, мадам понимала, что дело в возрасте, но какая женщина признается в этом вслух, даже под страхом пытки? К тому же десяти серебряных таларов зараз никто еще не выкладывал, поэтому стоит ли терзать себя, предаваясь бесплодным мечтаниям, когда так легко и приятно утешиться старой как мир фразой: «Все мужики – сволочи!»

Но теперь этот великий день наступил: массивная стопка новехоньких монет с чеканным профилем Правителя Ригуна возвышалась на краю ее туалетного столика, переливаясь тусклыми огоньками. Она не просто притягивала, она завораживала и сводила с ума, поскольку это были не серебряные талары, а золотые. Мадам Анни, с великим трудом удержавшись от искушения сначала надкусить один из них для пробы (никому нельзя верить, в Империи развелось столько жуликов!), а потом смахнуть со столика и спрятать в свой надежный сундучок-сейф, заставила себя медленно откинуться на спинку любимого кресла и принять равнодушно-спокойный вид. Она же солидная дама, а не какая-нибудь владелица жалкого притона под названием «Ночная Фиалка», имевшая наглость во всеуслышание заявлять, что ее дом терпимости ничем не хуже.

Мужчина, который только что выложил эту баснословную сумму, держался со спокойной уверенностью воспитанного человека, знавшего себе цену. Ни в его одежде, ни в поведении не было даже намека на пошлость или безвкусицу, по которым она безошибочно распознавала расплодившихся новоявленных богачей. Но он был и не из высшего общества, уж в этом-то мадам Анни могла поклясться даже под присягой в зале суда.

– Вы предлагаете десять таларов… – протянула она, чуть подняв брови, постаравшись, чтобы ее слова прозвучали вежливо, но в то же время так, будто речь шла о чем-то не слишком серьезном.

– Золотых таларов, позвольте напомнить! – с легким нажимом произнес посетитель.

– Разумеется, золотых… – со снисходительной улыбкой благородной дамы, прощающей невольную бестактность бедному родственнику из провинции, впервые попавшему в столицу, кивнула мадам Анни. – Я бы не посмела даже подумать, что такой солидный клиент, как вы, захочет расплатиться серебром, – все-таки у меня заведение высшего разряда, а не какая-то «Ночная Фиалка»!

Она мысленно аплодировала себе: не только удачно охаяла ненавистную конкурентку, но и отрезала клиенту пути к отступлению. Теперь, даже если он пожалеет о минутном безрассудном порыве щедрости, мужская гордость и тщеславие просто не позволят ему потребовать деньги назад. Ну-ка, любезный, твой ход, что ты скажешь? Какая жалость, что на нем эта проклятая маска, она ведь очень неплохо умеет читать по лицу, многолетняя практика не прошла даром. Любая непроизвольная гримаса, любое движение века, насупленная или поднятая бровь – сколько они могут рассказать опытным, знающим людям!

Странный посетитель прервал ее размышления:

– Мадам Анни, мое время дорого, ваше тоже, поэтому давайте перейдем к делу. Я предложил вам сумму, во много раз превышающую ваши обычные расценки. Не возражайте, пожалуйста, я знаю, о чем говорю! – в его голосе отчетливо зазвенел металл. – Поэтому рассчитываю получить именно то, что мне нужно. Причем без каких бы то ни было вопросов и возражений с вашей стороны! – отчеканил он, глядя прямо в глаза хозяйке. – Это мое твердое условие, и обсуждению оно не подлежит. Если вы не согласны, скажите сразу. Ваше заведение и в самом деле высшего разряда, но, хвала богам-хранителям, оно не единственное в Кольруде…

Человек в черной бархатной маске умолк, многозначительно переведя взгляд на золотую стопку.

При одной мысли, что самый выгодный клиент, когда-то переступавший порог «Белой Лилии», может рассердиться, встать и уйти и эти десять золотых таларов достанутся кому-то другому, например ненавистной хозяйке «Ночной Фиалки», у мадам чуть не лопнуло сердце, заколотившееся так, словно хотело порвать шнуровку туго затянутого корсета из китового уса. Милостивые боги, видимо, она и в самом деле стареет, теряет былую хватку и прозорливость, раз едва не разозлила эксцентричного богача! Да любая хозяйка дома терпимости может только мечтать о таком клиенте, а она, дура набитая, старая кукла…

– Согласна, полностью согласна! – торопливо воскликнула мадам Анни. – Не будете ли вы любезны уточнить, что именно вас интересует? Все мои девочки в вашем полном распоряжении! И даже если…

Слегка покрасневшая мадам запнулась на полуслове, вовремя сообразив, что о некоторых вещах она, как любая женщина, вполне может мечтать,