людей, прибывших из клуба, спросил про телефон, и я слышала, как он возбужденно разговаривал, упоминая следователя по делам о насильственной смерти и детективов. Мистер Джарвис наклонился ко мне.
— Почему вы не доверяете мне, мисс Иннес? Я сделаю все, что смогу. Но расскажите же мне все, что случилось.
И я стала ему рассказывать все с самого начала. И когда сообщила, что дети пригласили на уик-энд Джона Бейли, Джарвис присвистнул.
— Мне хотелось бы, чтобы оба они были сейчас здесь, — сурово произнес он, когда я закончила свой рассказ. — Не знаю, что заставило их покинуть дом, но было бы гораздо лучше, если бы они сейчас были здесь. Особенно…
— Особенно что?
— Особенно потому, что Джон Бейли и Арнольд Армстронг — враги. Это из-за Бейли у Арнольда были неприятности прошлой весной. Что-то связанное с банком. А потом…
— Продолжайте, — попросила я. — Если есть что-то еще, я должна об этом знать.
— Да ничего особенного, — заметил Джарвис довольно уклончиво. — Мы можем рассчитывать только на одно, мисс Иннес. Любой суд в нашей стране оправдает человека, который убил другого человека, залезшего к нему в дом ночью. Если Хэлси…
— О чем вы говорите? Вы же не думаете, что Хэлси его убил? — спросила я взволнованно. Мне стало нехорошо, тошнота подступила к горлу.
— Нет. Вовсе нет, — ответил он мне с наигранной веселостью. — Пойдемте, мисс Иннес. Вы выглядите как привидение. Я помогу вам подняться наверх и позову вашу горничную. Вы столько пережили.
Лидди помогла мне лечь в постель. Считая, что я замерзаю, она положила бутылку с горячей водой мне под сердце, а другую — в ноги. Потом ушла. По голосам под моим окном я догадалась, что мистер Джарвис и его люди что-то ищут вокруг дома. Что же касается меня, то чувства мои были обострены. Куда подевался Хэлси? Как и когда он ушел? Конечно, до убийства. Но кто этому поверит? Если он или Джон Бейли услышали, что кто-то забрался в дом, и убили этого человека, — что было вполне законно, — то почему тогда они скрылись? Все это совершенно невероятно, возмутительно, но игнорировать это нельзя.
В шесть часов утра в комнату вошла Гертруда, одетая для выхода. Я заволновалась и села в постели.
— Бедная тетя! — сказала она. — Какая это была ужасная ночь!
Она подошла ко мне, присела на кровать, и я увидела, что ее прелестное лицо выглядит усталым и измученным.
— Есть какие-нибудь новости? — спросила я взволнованно.
— Нет, никаких новостей. За исключением того, что пропала машина, и наш шофер ничего не знает о ней.
— Ну ладно, — угрожающе сказала я. — Если я когда-нибудь доберусь до этого Хэлси Иннеса, я скажу ему, что о нем думаю. Когда все это дело выяснится, я тотчас же перебираюсь в город и буду там спокойно жить. Еще одна такая ночь, и мне конец.
И тут я рассказала Гертруде о шуме, который слышала предыдущей ночью, о человеческой фигуре на восточной веранде, а потом достала и показала ей половину запонки.
— Теперь я совершенно не сомневаюсь, что позапрошлой ночью здесь был Арнольд Армстронг. У него, конечно, есть ключ. Но почему он должен забираться в дом своего отца тайно? Этого я не понимаю. Он мог бы попросить у меня разрешения, и я бы впустила его. В общем, тот, кто был здесь позапрошлой ночью, оставил нам свой подарок.
Гертруда посмотрела на запонку, и лицо ее стало белым как мел. Она поднялась с кровати и уставилась на меня.
— Откуда у тебя эта запонка? — спросила она наконец, изо всех сил стараясь говорить спокойно. И пока я ей рассказывала, на лице ее появилось такое выражение, которого я никогда раньше не видела. Я с облегчением вздохнула, когда в дверь постучала миссис Уотсон, которая принесла чай и поджаренный хлеб. Кухарка лежит в кровати, не может встать, сообщила она, а Лидди, очень смелая днем, ходит по дому в поисках следов чужих ботинок. Сама миссис Уотсон выглядела ужасно. Губы у нее посинели, одна рука — на перевязи. Она сказала, что упала с лестницы. Было вполне понятно, что все это произвело на нее ужасное впечатление, ведь она служила у Армстронгов несколько лет и знала их сына.
Пока я беседовала с миссис Уотсон, Гертруда незаметно выскользнула из комнаты, а я оделась и спустилась вниз. Бильярдная и комната для игры в карты были заперты в ожидании детективов, а мистер Джарвис и остальные члены клуба уехали.
В буфетной Томас вздыхал и причитал по поводу гибели мистера Арнольда, как он называл его, и перечислял предзнаменования, предшествовавшие убийству. Я больше не могла оставаться в доме, мне было нечем дышать здесь, поэтому, накинув на плечи шаль, я вышла на дорогу. В саду мне повстречалась Лидди: юбка ее была до колен мокрой от росы, а волосы все еще накручены на бигуди.
— Сейчас же пойди в дом и переоденься, — сказала я ей строго. — Посмотри, как ты выглядишь. И это в твоем-то возрасте!
В руках у нее была клюшка для игры в гольф, и она сказала, что нашла ее на лужайке. В этом не было ничего необычного, но я подумала, что клюшка с металлическим концом могла быть тем предметом, который поцарапал лестницу у карточной комнаты. Я взяла у нее клюшку и еще раз попросила переодеться. Ее отвага в дневное время и то, что она считала себя очень важной персоной, в сочетании с ее увлеченностью таинственными событиями раздражали меня до предела. Когда Лидди обиженно удалилась, я обошла дом вокруг. Казалось, все было, как прежде. Дом, освещенный утренним солнцем, выглядел мирным и спокойным, как и в тот день, когда я сняла его. Не было даже намека, что в доме существует какая-то тайна, что там совершено насилие и произошло убийство.
На клумбе с тюльпанами черный дрозд усиленно клевал что-то поблескивавшее на солнце. Осторожно, чтобы не замочить юбку о росу, я подошла к этому месту и нагнулась. Почти утопленный в мягкой земле, на клумбе лежал револьвер! Носком туфли я разгребла землю, подняла револьвер и положила его в карман. Потом пошла в спальню, заперла дверь, повернув ключ два раза, и, вынув из кармана револьвер, стала его рассматривать. Но мне достаточно было одного взгляда. Это был револьвер Хэлси! Только накануне я вынула его из чемодана и положила на столик, где лежали бритвенные принадлежности Хэлси. Ошибки быть не могло. На серебряной пластинке рукоятки револьвера выгравировано его имя.
Мой мальчик, будучи невиновным — я это твердо
