ничего не известно, до такой степени похож на вашего сына? Мы не получим ответа, не задавшись другими, еще более тревожащими вопросами. Прежде всего — почему вам через десять лет после исчезновения вашего сына захотелось вернуться в Сен-Жан-де-Люз? Поймите, Мадди, важно не то, что вы нашли на этом пляже, а то, что вы там искали.
Я не позволила себе вскочить с желтого кожаного дивана, я старалась говорить спокойно, контролируя дыхание.
— На этот раз — нет, Ваян! Раньше — да. Я соглашусь с вами: когда мне казалось, будто я узнала Эстебана в Кобуре, в Довиле или Онфлере, это мой мозг не давал зарубцеваться моим ранам. Речь шла всего лишь о сходстве, я это признала, вы меня убедили. Но на этот раз все по-другому. Это... на самом деле он!
Ваян заговорил еще медленнее, чем я. По его тону я понимала, что он не допустит в свою терапию никаких иррациональных объяснений.
— Ну хорошо. Нам еще предстоит большая работа, Мадди, вы отдаете себе в этом отчет?
— Да, конечно. Но... Но нам придется прервать сеансы.
Я слегка приподнялась, чтобы увидеть его реакцию. Красивое лицо Ваяна застыло.
— Простите? Успокойте меня, Мадди, скажите, что я не расслышал.
С усилием я заставила себя улыбнуться. Прежде чем ответить, надолго задержала взгляд на плакатах с изображениями храмов — Ангкор, Боробудур, Ват Сакет — и постерах с горой Батур и рисовыми плантациями.
— Мне будет недоставать вас, Ваян. Вы в самом деле очень помогали мне все эти годы. Я бы рада была продолжить терапию, но...
Ваян Балик Кунинг, император самоконтроля, с трудом скрывал растерянность.
— Я разочаровал вас? Что-то сделал не так? Если это вопрос денег, я могу...
— Нет-нет, деньги тут ни при чем. Просто... я переезжаю.
Долгая пауза. По комнате медленно расплывалось сандаловое облачко. Казалось, будто Ганеша из лавового камня с изогнутым, как вопросительный знак, хоботом еле сдерживается, чтобы не чихнуть.
— Но почему? И... куда вы едете?
— В Овернь. Они уже почти три года ищут врача-терапевта в маленькую коммуну с населением пятьсот человек. Они меня встретят с таким обожанием, с каким не встретили бы и величайшую целительницу индуистского пантеона.
Ни разу за все те годы, что я его знала, Ваян не смотрел таким обезьяньим взглядом. С этими прекрасными влажными глазами он был просто неотразим. Сколько пациенток в него влюблялись?
— Ведь это там живет Том Фонтен, да?
И к тому же умен.
— Да. Мне очень жаль, Ваян, но я должна... проверить.
— Проверить что? Его родимое пятно, я угадал? Ангиому Эстебана. И что дальше? Подружитесь с матерью этого Тома Фонтена? Станете втираться в ее семью, скрывая свое прошлое? Вы хотите ее заменить? Просто потому, что этот мальчик похож на сына, которого вы потеряли?
— Я не потеряла его! У меня его украли!
От моего сдержанного тона вмиг ничего не осталось, но я заставила себя снова заговорить спокойно. Не хотелось бы, чтобы наш последний сеанс закончился на враждебной ноте.
— Я... мне очень жаль, Ваян, но я должна туда ехать. Как бы там ни было, я приняла решение. Я уже отказалась от врачебного кабинета в Этрета. Меня ждут в Мюроле.
Ваян встал. Он никогда не делал этого во время сеансов.
— Вы не против, если я закурю?
Я улыбнулась:
— Будьте как дома.
Он открыл ящик, достал длинную тонкую сигарету — горящая сандаловая палочка перебьет ее запах, и следующий пациент ничего не заметит.
— Вы начали здесь новую жизнь, Мадди. Вы теперь не одна. — Он надолго умолк, не припомню, чтобы он когда-нибудь так тщательно подбирал слова. — Уверены ли вы, что ваш... м-м... что Габриэль согласится все бросить и последовать за вами?
Я снова улыбнулась.
— Я с ним еще не говорила, но думаю, он готов последовать за мной куда угодно... Если только там можно подключиться к интернету.
Прекрасное лицо Ваяна на мгновение сделалось страдальческим. Мне всегда труднее всего было говорить с ним о моей личной жизни. Я знала, что его не оставляют равнодушным ни мои светлые волосы, ни моя энергия, ни слезы, которые я год за годом проливала в его кабинете. Хотя, может быть, все было наоборот, может, это я, сама того не сознавая, после всех этих лет в него влюбилась.
Но если даже и так, что от этого менялось? Я свой выбор сделала, он тоже, мы с ним взрослые разумные люди, способные справиться с разочарованиями и противоречиями. И я ответила самым легкомысленным тоном, на какой была способна:
— А если Габриэль не согласится, то тем хуже для него, я своего решения не изменю. Ваян, вы меня знаете, я женщина решительная... и свободная.
— Нет, Мадди, нет-нет, свобода — нечто другое.
Сигарета Ваяна распространяла чудовищный запах гвоздики. У меня не было ни малейшего желания вступать с ним в философские беседы. Только не сегодня. Слушать поучения тоже не хотелось. И еще того меньше — диагностику моего психического здоровья.
— Ваян, у меня к вам напоследок одна просьба. Могу ли я забрать записи всех наших сеансов? Мне хотелось бы заново их прослушать.
Он сделал долгую затяжку. Придется ему сжечь все свои запасы благовоний, если он хочет избавиться от запаха.
— Вы уверены, что это стоит делать?
— Нет, совершенно не уверена. Я вообще ни в чем не уверена. Именно потому я и хотела бы взять все записи с собой.
Ваян нехотя поплелся к своему рабочему столу.
— Как скажете. Я не могу вам в этом отказать, они принадлежат вам. Это вы настояли на том, чтобы все сеансы записывались. Я скопирую их для вас на флешку. Вы хотите только ваши, из этого кабинета, или и те... прежние?
— Все сеансы, Ваян. Пожалуйста.
Я слышала, как он нервно барабанит по клавишам.
— Когда вы уезжаете?
— Через полгода. В последний раз проведу Рождество у подножия скал, а в край вулканов приеду в феврале, когда они будут покрыты снегом.
Он смотрел на монитор, на список наших прошлых сеансов. Влажные глаза были печальны и задумчивы.
— Мадди, могу ли я, в свой черед, попросить вас об одолжении?
— Ой... Вы меня пугаете.
Он продолжал всматриваться в наши встречи, превратившиеся в восемьдесят три файла.
— Когда вы отсюда выйдете, вы перестанете быть моей пациенткой. Мы снова станем, так сказать, коллегами. Может быть, до вашего отъезда посидим где-нибудь? Выпьем, поужинаем...
Он сделал последнюю затяжку. Я смотрела на него с нежностью.
— Ваян, вы же сами сказали, что я живу не одна, у меня есть Габриэль.
— Но вы свободная женщина...
— Да. А вы — нет.
— Что — нет?
— Вы не свободны.
— Я? Мадди, нет человека более свободного, чем я. У меня нет ни жены, ни детей, ни...
Я прервала его так мягко, как только могла:
— Нет, Ваян, вы не свободны. Не свободны до такой степени, чтобы все бросить, не свободны до такой степени, чтобы всем пожертвовать. А я, как мне кажется, могу жить только с человеком, способным на такое. Я эгоистка, да? Поверьте, вы обладаете всеми достоинствами, но вы не тот человек, который
