икая. Потом ничего не говоря, молча пошёл вдоль берега по направлению моста.
Я чувствую, что теряю волю над собой, становлюсь неуравновешенным и сердитым. Слышу, как под ногами шуршит галька, раздражая меня. Я сердито говорю: – Что плетёшься сзади, догоняй!
Она начинает быстро приближаться ко мне, берёт меня за плечи, потом за голову и крепко целует в губы, при этом приговаривает:
– Ну, прости меня, дуру!
Я обнимаю её крепко за талию прижимаясь к ещё мокрым грудям и чувствую, что закипаю животной страстью. Сестра это почувствовала и как-то ласково-повелительно:
– Пойдём, нас уже, наверно, заждались, уха стынет!
И в это время прогремели два выстрела и над рекой взлетела ракета, осветив округу.
– Вот видишь, Фомич сигналит. Он всегда берёт в ночь, когда пасёт лошадей, двустволку и ракетницу.
В каком-то полусумасшедшем состоянии мы дошли до середины моста и не сговариваясь остановились.
Из-за горы появился большой жёлтый круг луны. Я только сейчас заметил, как над рекой стал стелиться туман. Мне показалось, что плывём куда-то вверх против течения воды и тумана.
Обида моя нелепая стала исчезать, просветляя мой ум, затуманенный страстью и минутной слабостью. На душе стало гадко и омерзительно, смог ли я после этого честно смотреть в глаза тётушки.
Я ещё не сознавал, что она мечтает сохранить девичью честность и непорочность своей дочери. Она особенно важна в сельской местности, где на одном краю станицы чихнёшь, а на другом слышно.
В деревне, как нигде понимаешь, что ранняя физическая близость нарушает все нравственные устои крестьянства. Где семья не столько ячейка общества, сколько его фундамент.
Живя в сельской местности, где на природе девичий организм развивается быстрее мальчишеского, матери рано начинают бояться за девчат.
Пройдя все тяготы сельской жизни, родители знают, как никто, что требуется нашему брату – только красивое тело. Для этого безбожно готовы врать о высоких чувствах, говорить о возвышенной поэтической любви. Я вцепился в металлический трос и задумчиво проговорил:
– Маринка, если бы я упал с моста в реку, ты бы бросилась меня спасать?
Сестра посмотрела на меня с удивлением и говорит:
– Ты ещё и максималист! А ты сам как думаешь?
В это время висячий мост зашатался, на другом конце его появился велосипедист. При лунном свете отчётливо высветилась женская фигура, выплывающая из-под высоких крон лип.
– Маманя приехала, ни слова, что мы купались голяком!
– Заказано!
Мы бросились встречать непрошенного гостя, я же, не разделяя мнения сестры, обрадовался появлению ещё взрослого человека в нашей компании. Тётушка сразу полезла к нам с расспросами, что мы здесь делаем на реке в такое позднее время,
Идучи по мосту, требовательно продолжала:
– Ваше место около Фомича и ни шагу от него. В лесу в такое время любой зверь может появиться. Я, как только увидела сигнал ракеты, сразу догадалась, что Фомич вас или ищет, или кличет на ужин. На велосипед и к вам. Благодать, ночь такая лунная, что читать можно! Я, глядя на тётушку насмешливо молвил:
– Вы что, тётушка, хипеш нам устроили?
– Поговори ты у меня, совсем тётку не чтишь. Словечки уличные, блатные, не читаешь ничего, ничего не любишь.
– Вы тётушка, какая-то сердитая сегодня.
– От чего не сердиться, намаешься весь день, а ночью от вас покоя нет, так дурно делается.
– Отчего же дурно, тётя? Мы взрослые, за нас беспокоиться не стоит!
– Не стоит, говоришь, беспокоиться? – переспросила тётушка и, взглянув на Маринку, добавила:
– А кто по ночам у костра не сидит, а шастает где попало. Ни шагу от Фомича! Сейчас, я ему задам перца, будет знать, как самовольничать. Я же ему наказывала – глаз с вас не спускать!
Тётушка, косясь на меня лукаво, в какой-то момент, когда я замешкался, ловит мою руку и ласково прижимает к себе:
– Горе ты моё луковое, растёшь без присмотра и ласки отцовской не знаешь. Вольность твоя и свобода к хорошему не доведут. И здесь она сгоряча добавляет:
– Мужики только умеют красиво разглагольствовать о любви. Возьмём твоего отца, хотя он мой и родной брат, но скажу честно: нет у него совести и честности. Каждой встречной женщине клянётся в любви. Вот тебе и верность, и порядочность.
– Мама, ну при чём здесь твой брат, когда в нашей станице куда ни глянь полно безотцовщины.
– Доченька, ты не путай разные вещи, последствия войны и безнравственное отношение к семье.
– Мама, ты не права, никто не имеет права упрекать и осуждать мужчину за то, что он живёт, как ему хочется и с кем ему нравится.
– А как же нравственные обязанности, – возмутилась тётушка.
– Мама, ваши нравственные нормы нам с братом боком вышли, и в первую очередь тебе, а могли жить припеваючи в полноценной семье. Сколько у тебя было ухажёров, всех отвергла из-за этой морали, мол, член правления колхоза, член партии, депутат районного совета, выходит, и полюбить не может!
– Так что же получается, любя человека, ты не признаёшь верности?
– Мама, в первую очередь между людьми должна возникнуть любовь, а потом взаимное доверие, а уважение в семье потом строится.
– Какая ты умная стала у меня, каких книжек начиталась, а вот окунёшься в эту жизнь и поймёшь, что есть совесть и уважение людей.
Уважением людей надо дорожить. Правда природы в нашей праведной жизни – по совести. Надо иногда включать и свой разум.
Тётушка передала велосипед Маринке и вдруг обхватив меня за плечи, поцеловала в щёку. Она не много помолчала, а потом страстно произнесла:
– Я считаю, у каждой женщины есть своё право – право над собой. Однако разнузданность и разврат осуждаю. «Нас сейчас и рассудит Фомич», – произнесла тётушка, не доходя несколько метров до костра,
– Фомич! – позвала тётушка, – разреши, пожалуйста, наш спор.
Фомич встал во весь рост возле костра, пламя осветило красное лицо конюха.
– Ты случайно не выпил? Смотри у меня! Почему за ребятами не следишь?
Фомич затянулся папироской.
– Вы меня унижаете своей подозрительностью. Я за ними следил, видел: как они купались, как стояли на мосту. А как заметил ваш приезд – сразу успокоился.
– Вот молодец, а то я собралась тебя ругать! Маринка, подай сумку.
Тётушка достаёт из сумки бутылку самогона и кусок сала с зелёным луком. Мы усаживаемся вокруг костра на брёвна. Фомич в алюминиевые котелки наливает каждому горячей ухи. От её запаха побежала слюна. Он берёт бутылку самогона и прячет её подальше от глаз и в то же время спрашивает:
– Ну о чём спор?
– Об отношении мужчин к женщине, – промолвила тётушка, – хороши все мужчины, пока не наигрались с женщиной! Встретил молодую и с глаз
