Арно умерла молодой, потом умерла его бабка, после чего совсем ветхий дед и кузен с приветом остались одни. Несколько месяцев назад и Люси переехала в дом этого своего деда по отцовской линии.
— С парнем рассталась, — сообщил мэр. — Поживет там, пока найдет нормальное жилье.
Я чуть лучше понимал дурное настроение этой дамы: ей приходится жить с дедом-маразматиком и кузеном, у которого большие тараканы, тут не до веселья.
Мне бы в тот момент и уйти из кафе, после трех «киров» меня уже подразвезло, но времени-то было всего ничего, полвосьмого вечера, да и холод зверский. Макс опять угостил меня выпивкой, хозяин все же расщедрился и выдал колбасу, и мы пошли болтать дальше, в основном об искусстве. Макс озлоблен, карьера пока не задается, но он, по его словам, готовит реванш. Монументальная работа, повторял он, они у меня увидят, они увидят, пять лет вкалывал! Он их порвет, все просто сядут на жопу и не встанут. Это произведение (в подробности не вдавался, видимо, пока это тайна) ознаменует его возвращение на парижскую сцену и восхождение к славе. Около восьми часов Макс ушел, я собрался последовать его примеру, и тут мэр говорит: «Вы домой? Нам по дороге. Загляну к Люси». Я подумал, что это очень благородно с его стороны, но не слишком разумно, учитывая боевой настрой девушки, — он такое возражение отмел, буркнув: «Да она ничего, только на вид вредная». Я за собой вообще никакой вины не чувствовал, но пошел с ним, в основном из любопытства. Дорогу подморозило, деревня была совершенно безлюдна, светились одни рождественские украшения, свисающие с фасадов. Марсьяль сообщил, что они с Люси родственники. Я все равно удивился, как это он вломится к ней в столь поздний час, на что он убеждал меня не волноваться. Мы подошли к старому, довольно запущенному каменному дому, до него было максимум двести метров. Ну, значит, позвонили, Люси открыла дверь — и выглядела не приветливей давешнего. Не особо обрадовалась нашему визиту, но посторонилась и впустила нас в большую комнату с камином, длинным деревянным столом, буфетом и включенным телевизором. Стены почернели, пол был грязный и местами вздыбился, нельзя сказать, чтобы все дышало радостью и весельем. Точнее, пахло печкой и смесью затхлости, пыли и стряпни. У огня на стуле сидел старик в шапке с козырьком, он обернулся, серый пес подошел и потерся о мою лодыжку. Марсьяль представил меня, Люси протянула руку. На столе была клеенка, пустая кастрюля и грязные тарелки; в углу — раковина, плита и газовый баллон, дальше прямо по курсу — лестница; все это тускло освещал старый плафон, свисавший с потолка. Мэр Марсь-яль сказал: «Люси, я зашел извиниться за давешнее. Постараемся больше такого не допустить».
Люси пожала плечами, что могло означать и «слыхали мы эту песню не раз», и «да пошел ты на фиг, козел». То есть полный мрак. Я кивнул — в смысле: пойду, не буду вам мешать, но Люси меня удержала, сказав: «Раз уж дошли до меня, так хоть выпейте рюмку», так что я сел. Люси на минуту отлучилась. Вернулась с бутылкой и тремя рюмками. «Это что?» — спросил я. «Да самогон», — ответила она. «Сливянка», — добавил муниципальный гробовщик. На вид — чистая смерть: бутыль прозрачная, этикетки нет, так оно и оказалось. В такие моменты понимаешь, что у тебя есть трубочка, называемая пищеводом, и мешочек, именуемый желудком, — от алкоголя они вспыхивают один за другим, как рождественская гирлянда; я сразу вспомнил игру «Анатомия 2000» из своего детства. То ли рюмки были крошечными, то ли мы уже были в хлам, потому что Люси еще несколько раз нам подливала (думаю, не без злорадства). Марсьяль стал весь красный, язык у него заплетался, я и представить его не мог в таком виде.
Девушка показалась мне вполне ничего, может быть, из-за спиртного. Даже демонстрировала некоторое расположение, спросила про диссертацию, задавала вопросы по теме — кстати, вполне разумные. Я спросил, не согласится ли она пройти опрос, она опять насупилась и тут же меня отфутболила:
«Вы бы лучше деда расспросили, — сказала она, — вот у кого историй хоть отбавляй. Скажи, дедуля?» Старик, спавший перед телевизором, от обращения встрепенулся и заорал: «Без меня пьете??? Наливай!» — или что-то в этом роде; но, наверное, ему не полагалось, потому что внучка пропустила его просьбу мимо ушей.
Точно так же она игнорировала и гробовщика, который методично наклюкивался и больше ничего не говорил; мне же, несмотря на водку, было как-то не по себе, к тому же пес начал подозрительно елозить по моей правой ноге; к душной атмосфере дома добавилась животная похоть, и я предпочел удалиться, горячо поблагодарив Люси за прием. Пообещал скоро вернуться и опросить ее деда, на что она улыбнулась и сказала: «Да ради бога, куда он денется». Я встал, мэр уходить вроде не собирался, он как раз наливал себе по новой, так что ушел один.
Либо мороз отступил, либо по пьяни его не чувствовалось. Во всяком случае, шел я не прямо, а немного забирая влево и постоянно царапаясь о каменные стенки. Помню, что домой добрался голодный как волк и сожрал остатки макарон. Потом взялся за Рабле, но строчки прыгали перед глазами, смысл вообще не ухватить, и я сел за компьютер.
Обязательно надо рассказать Ларе про этот странный вечер и заодно извиниться за порнуху и галиматью, не то она решит, что я просто свихнулся, насмотревшись на возбужденного кобеля. Тайна Онезима Реклю осталась нераскрытой. Ладно, проехали, теперь главные задачи на день: закончить расшифровку беседы с Матильдой и начать составлять раздел «Вопросы».
Гарсон, два аспирина.
18 декабря, продолжение
Днем кемарил в постели, включив обогрев на максимум и обложившись котами. Я дал им имена: черному — Найджел, рыжему — Барли. Не знаю, самцы они или самки, но это несущественно, я всегда считал, что семейство кошачьих гораздо меньше афиширует свою сексуальность, чем псины, — вот уж извращенцы полиморфные. Пять часов дня, уже темно. Скоро зимнее солнцестояние. Сегодня никаких встреч, только я, мои звери и «Дебри науки». Раздел «Вопросы» продвигается семимильными шагами: мне, кажется, удалось сформулировать основную гипотезу, а именно что сегодняшнее село — это зона многообразия, где реально соседствуют самые разные жизненные модели. В одном пространстве живут фермеры, молодежь, которая ездит работать в город, пенсионеры из-за границы; остается лишь выявить их взаимодействия, во-первых, друг с другом, а во-вторых, с окружающим ландшафтом. (Не терпится расспросить об этом Макса.
