Ознакомительная версия. Доступно 9 страниц из 42
того.
– Вообще-то нет.
– Еще как да. Но когда ты в тот день появился, то показался мне славным приличным пареньком. О «49-никах»[5] поговорили.
– У них сейчас по-настоящему хороший год, верно? И я на самом деле приличный парень. Просто мне сейчас туговато. От этих головных болей у меня вся жизнь наперекосяк, а потолок, похоже, опускается на меня с каждым днем все ниже. Но только вчера, с астронавтом, у меня возникло ощущение, будто я на грани чего-то. Легче дышать стало. И я знаю, что вы мне поможете даже больше. Ну как, приступим?
– К чему приступим, сынок?
– У меня просто есть несколько вопросов. Как только я их задам, вы свободны. Особенно если ответите на них честно. А я знаю, что ответите: прямотой и цельностью в вас я восхищался с самого начала. И опять-таки – я склоняю голову перед вашей службой этой стране. Понятно же, какая большая это была жертва – потерять две конечности во Вьетнаме.
– Сынок, я вижу, что у тебя сумбур в голове, и хочу тебе помочь. В свое время я повидал таких молодых людей, как ты, особенно когда меня перевели обратно в Штаты, поэтому мне известно, откуда ты такой взялся. Вот правда. Уж кто-кто, а я понимаю, что творится в голове у юноши, если черепушка у него привинчена на один оборот туже, чем нужно. Но для протокола хочу сказать вот что: я считаю твои действия постыдными и чудны́ми, поэтому лучше всего тебе сейчас сократить потери и выйти из боя.
– Не-а, лучше не буду.
– Если сейчас же двинешь отсюда и сообщишь властям, где мы находимся, я лично прослежу за тем, чтобы к тебе отнеслись с некоторым состраданием. Оказали тебе какую-то помощь.
– Да поймите: вы и есть нужная мне помощь. Если пойдете мне навстречу, этим и поможете. Ни лекарства, ни терапия мне не нужны. Мне нужно, чтобы ответили на мои вопросы.
– Что за вопросы, сынок?
– Вовсе не сложные. Всякое основное. Вам будут известны ответы.
–
– Так мы готовы?
– Черт.
– Здорово.
– Лишь бы только с этим покончить.
– Ладно. Ладно. Мой первый вопрос – и главный – таков: Почему мой друган Кев Пачорек не в космосе?
– Прошу прощения?
– Он астронавт. Парень по соседству.
– Ты похитил своего другана?
– С этим мы уже разобрались. Он в курсе.
– Чего это?
– Мы с ним знакомы пятнадцать лет. Понимаем друг друга. И когда мы еще учились с ним в колледже, он посмотрел мне в глаза и сказал: однажды я полечу на «Шаттле». В то время я подумал: херня, ничего у него не выйдет. Но потом он подбирался к этой цели все ближе. Сметал любую преграду. Он, блядь, просто Иисус был. Ходил по воде, воду в вино превращал, всё на свете. Делал все, что б ему ни велели делать. Пошел служить во флот. МТИ, аспирантуры, степени. Он на урду говорит, мать его. А все потому, что хотел полетать на «Шаттле» – или, может, в лунную колонию попасть. А потом, двенадцать лет спустя, становится астронавтом – и через несколько месяцев убивают «Шаттл», отзывают финансирование у всего, чем занимается НАСА, и потому он в итоге стоит в очереди, надеясь, что, может, русские покатают его на какой-нибудь своей сраной ракете до какой-то говенной Космической Станции, где полно всяких слабаков.
– Сынок, ты правда похитил меня, чтобы поговорить про космический челнок?
– Главным образом – да.
– Иисусе.
– Кев сказал, что собирался в астронавты – и делал все, о чем его просили, чтоб им стать. Но теперь это ничего не значит. Кажется, такое вот хуже некуда – сказать поколению-другому, что финишная черта вот, чтобы добраться до нее, нужно то, сё, пятое, десятое, а потом, как только мы к ней уже подбираемся, взять и отодвинуть ее.
– Так, сынок, чтобы я понял. Ты утверждаешь, что это сделал я – лично я отодвинул финишную черту?
– Я думаю, вы имели возможность удержать ее на месте.
– Ты же видишь, как я тут сижу перед тобой, не так ли? Видишь человека, которому недостает двух главных конечностей? Ты считаешь, что человек, которому не достает двух главных конечностей и большого пальца, все они утрачены в какой-то сраной войне на чужой территории, – деталь аппарата, о каком ты толкуешь? Считаешь, я – враг?
– Ну а почему вы сидели в Конгрессе, если не были деталью аппарата?
– Я был в аппарате для того, чтобы попытаться починить этот аппарат, балбес! Зачем, к чертовой матери, по твоему мнению, от демократов в Сенате и Палате сидело с полдюжины ветеранов Вьетнама? Кто-то же должен там дельное говорить.
– А как это произошло, кстати? Я знаю, что мне положено это знать, но я не знаю.
– Как что произошло?
– Что случилось у вас с рукой и ногой? Простите за неделикатность.
– Не думаю, сынок, что тебе грозит такая опасность – что тебя вдруг перепутают с тонким или деликатным человеком. Прежде чем рассказывать, спрошу-ка – тебе не пришло в голову захватить сюда мои лекарства? Мне они нужны для культей и от аритмии.
– Я захватил все, что смог. У меня не очень много времени было. Они в спортивной сумке у вас за спиной. Еще я взял бутылку, что стояла у вашей кровати. Что мне было удивительно: у вас в изголовье бутылка джина. Похоже на какое-то клише – стареющий ветеран пьет на сон грядущий.
– Вот теперь ты и впрямь неделикатен. Это, к чертовой матери, совершенно не твое собачье дело, сопляк. И просто оттого, что у кровати стоит бутылка, это не значит, что там какая-то долгая привычка или ритуал.
– Прекрасно.
– Не знаю, с чего мне перед тобой отчитываться.
– Вы правы. Незачем. Вы здесь не для этого. Да и в любом случае я бы понял, если б вам нужно было помогать себе заснуть. Мне не пришлось переживать того, что выпало вам, я по сравнению с вами вообще нихуя в жизни не видел, и мне каждую ночь нужно одиннадцать часов, чтобы поспать шесть-семь. Поэтому не мне судить.
– Спасибо. Это утешает.
– Всегда пожалуйста.
– Сынок, у тебя в голове это определяется как мужская дружба?
– Видите, вы такой высокомерный, а мне совсем не хотелось, чтобы вы так ко мне относились. Считаете, я хуже вас потому, что нигде не воевал? Потому что меня не призвали, а вырос я в мирное время, и мне никогда не приходилось бороться так, как вам?
– Нет. Не считаю.
– Я считаю.
– Ты?
– Да. Я вырос рядом
Ознакомительная версия. Доступно 9 страниц из 42
