Книга Отцы - Антон Гау

– Я – Боб. Этот вот – Крапива, – парень с татуировками небрежно кивнул в сторону своего друга.

– Ты, Боб, на малолетке сколько пробыл? – спросил Олег.

– Три года.

– Ну тогда ты точно знаешь, что бывает за игры с малолетними девочками.

– Да мы ее пальцем не трогали.

– А чем тогда трогали?

Кирилл с хрустом смял в кармане пачку сигарет.

– Да вы чё на нас повесить хотите, мы вообще здесь не при делах! – встрепенулся молчавший до этого Крапива.

Мерно прохаживающийся по комнате Серёга в этот момент оказался в непосредственной близости от дивана. С тем же добродушно-улыбчивым выражением лица он отвесил Крапиве хлесткую оплеуху.

Хлынувшая кровь обильно, по-киношному, залила белую адидасовскую олимпийку Крапивы. Отдельные капли, стекая по молнии, расплылись бурыми пятнами по серым штанам.

– Ты вот, Боб, пацан смышленый, а друга своего до сих пор не научил, как со старшими разговаривать, – Серёга обезоруживающе улыбнулся и, взяв Крапиву большим и указательным пальцами за подбородок, проговорил: – А ты, родной, голову-то закинь, а то вся кровушка из твоей дурной башки вытечет.

– В общем, Боб, поедем к Никите съездим, нам с ним потолковать надо, – вмешался Олег.

Боб вскинул глаза на Серёгу, потом перевел взгляд на Кирилла, на шмыгающего носом Крапиву и, как бы взвешивая каждое слово, сказал:

– Мы этого мажора на дискотеках и по клубам крышуем. Он нас за это поит, кормит, и бабло иногда дает. Его никто не трогает, и нам хорошо, всегда на лавандосе.

– Зачетно устроились. Ладно, доите вашу корову дальше, мы вас не заложим. Мне нужен его адрес и телефон.

Почерком второклассника Боб нацарапал икеевским карандашом на измятой десятирублевой купюре телефон и адрес.

– Он сейчас дома с этой Олей, – Боб протянул Олегу десятку.

– О, а чего на чирике, нам на баксах писать надо, – продолжал хохмить Серёга.

Боб обреченно кивнул и уставился в пол.

Олег поднялся со стула, улыбнулся, глядя на сидящего в позе опрокинутого самовара Крапиву.

– Серёга, проводишь нас?

Отцы направились к выходу. Стоявший до этого безмолвно в дверях горбоносый боец отошел в сторону. Он протянул руку Олегу и ощерился:

– Спасибо за визит, приходите к нам ещё.

– Спасибо и вам, непременно заглянем, – ответил Олег.

– Ну что, мне с тобой прокатиться? – спросил у него Серёга в коридоре.

– Не, спасибо, Серый. Мы с другом… – Олег посмотрел на Кирилла и поправился: – С братом, дальше сами все разрулим.

– Удачи, – Серёга протянул Кириллу руку, – а мы еще тут почаевничаем, не на голодный же желудок уходить, да и ребята такие гостеприимные оказались. Правда, ребята? Олег, ты тогда отзвонись.

Оказавшись уже в машине, Олег с довольным видом посмотрел на своего пассажира и сказал:

– Ну вот, а ты боялся. Сейчас приедем и отшлёпаем этого пионера, и дочку заберём. Только с ней надо будет серьёзно поговорить о ее поведении.

Кирилл смотрел перед собой и сосредоточенно молчал. Олег бросил оценивающий взгляд на своего друга. Вздохнул.

– Времени у них еще ни на что не было. Они вон, только-только с дискотеки своей приехали, наверное. Не волнуйся, успеем.

Кирилл тяжело выдохнул. Перед самым важным ходом всей многошаговой комбинации, которая была разыграна в эту ночь, он уже не мог сдерживать свои отцовские переживания.

Олег тоже помрачнел. Ему передалось беспокойство друга. В салоне автомобиля, отгороженные от всего мира, они ощущали себя не более, чем отцами своих детей, и все остальные роли, которые они играли в этом мире, осыпались мелким гравием под колёса изголодавшегося черного зверя, пожирающего серое полотно дороги.

– Н-да, – сказал Олег, с прищуром уставившись в летящее навстречу им пространство ночного города, – успеем. Обязательно успеем. У нас другого выхода нет.

Кирилл ничего не ответил. Два раза молча сбросил звонки от родителей. Хотя у него роились тысячи возможных слов, ни одно из них не передало бы ощущение того лаваобразного клокочущего комка, жгущего его грудную клетку.

Олег тоже замолчал и до самого дома Никиты больше не пытался разговорить Кирилла. Но в этой тишине родилась особая связь между некогда близкими друзьями. Родительский инстинкт, до сих пор зажатый десятками других чувств и мыслей, высвободился и как прожектором осветил вектор их движения.

Скрипнув тормозами у подъезда элитного дома и слегка покачнувшись, машина резко остановилась. Олег взглянул на Кирилла. Тот медленно отвел глаза с закружившихся в свете фар клубов догнавшей их весенней пыли и посмотрел на друга. Двери синхронно открылись, и они вышли наружу. Как перед боем на ринге, Олег отбросил от себя все лишнее, в глазах холодными искринками заметалась злость. Он шел вперед, стиснув кулаки и прижав подбородок к груди. Сам Кирилл был похож на идущего в атаку дикаря, по причудливому повороту генетики обретшего несвойственные первобытным людям интеллигентные черты лица, – дикаря, которому уже нечего терять, и которого на пути к цели не остановит ни пуля, ни оторванная рука, ни количество врагов, – а только полное физическое уничтожение. Последнего в данной ситуации и не предполагалось, но Олег подумал, что не захотел бы оказаться сейчас на его пути, и поежился от мысли о незавидной судьбе ничего не подозревающего мальчика Никиты. Хотя, кто знает, может быть этот невидимый ураган родительских чувств, потрескивая наэлекрилизованными разрядами, уже успел достичь щупалец недоразвитого шестого чувства паршивца.

Они готовы были идти в бой за цель, которая по своей значимости перекрывала все возможные в этом мире цели, и это единство делало из них уже не двух отдельных индивидуумов, а полную решимости маленькую армию чрезвычайно мотивированных отцов. И что может быть страшнее под этой луной?

Дверь подъезда новенького, недавно отстроенного дома была открыта настежь. Окрашенные в оранжевые тона стены придавали всему антуражу какую-то несерьёзность. У подъезда сгрудилась стайка веселящихся девчонок и ребят. Они с интересом смотрели на стремительно приближающихся мужчин. Подростки прекратили свой разговор и только нервно посмеивались, толкая друг друга, а некоторые спрятали за спину бутылки с пивом и зажжённые сигареты. Друзья прошли мимо них, словно не заметив, хотя на заднем плане сознания у Кирилла промелькнула мысль – как же здорово не заморачиваться о том, что подумают о тебе другие.

В подъезде пахло новосельем свежевыкрашенных стен. Олег и Кирилл зашли в грузовой лифт, обитый фанерными досками и, не говоря ни слова, под мерное жужжание двигателя поехали на шестнадцатый этаж.

Пружинистой походкой голодного бабуина Кирилл в три шага достиг розовой двери с нелепыми красными узорами. Справа на сером дверном косяке было написано карандашом 223. Одинокий оголенный провод торчал из стены надеждой на