задачи похода Тойво Антикайнена сочетались с политическими: «красные» финны сражались с «белыми» добровольцами из Финляндии. С 1 февраля 1922 г. лыжный отряд Т. Антикайнена был поставлен командованием войск Карельского района в авангард южной колонны действовавших в этом районе регулярных частей Красной Армии. 5 февраля в результате войсковой операции было занято село Тихтозеро и 7 февраля - Ухта.
В ходе второго этапа военных действий уже в конце 1921-начале 1922 гг. на поросозерском направлении части противника были отброшены за финскую границу, а в конце февраля 1922 г. Беломорская Карелия полностью очищена от восставших. Гражданское население из соображений безопасности уходило вместе с ними. К февралю 1922 г. приграничные районы северной Карелии представляли собой обезлюдевшую территорию: свыше 11 тыс. чел. бежало в Финляндию[61].
Потери среди бойцов Красной Армии, приводившиеся в сведениях штаба РККА, были сравнительно невелики, учитывая масштабы кампании: 152 убитых, 512 - раненых, 257 обмороженных, 200 - пропавших без вести, 273 - эвакуированных (больных), всего 1394 человека[62].
За мужество и героизм, проявленные в ходе военных действий, Реввоенсовет республики объявил войскам Карельского фронта благодарность. Все участники боев были награждены жетоном «Честному воину Карельского фронта». Советское правительство особо отметило пограничников 379-го Петрозаводского стрелкового полка, сражавшихся с противником в начальный, наиболее трудный период борьбы. 17 бойцов полка получили орден Красного Знамени, еще семнадцати вручили именные часы. Интернациональную военную школу за выдающийся рейд курсантов наградили орденом Красного Знамени и вручили Красное знамя Карельской Трудовой Коммуны. 34 курсанта - участника похода были удостоены ордена Красного Знамени. 65 курсантов получили именные часы[63].
Карельское восстание стало тем уроком, который не был забыт руководством РСФСР-СССР и через много лет. Центральные власти после подавления восстания относились к карелам как к ненадежному нелояльному советской власти народу[64]. Несмотря на принятый советским правительством 18 сентября 1925 г. Закон об обязательной военной службе, граждане пограничных территорий Карельской республики (Ухтинского района, Поросозерской. Ребольской, Ругозерской, Кимасозерской волостей Кемского уезда) как экономических слабых волостей, пострадавших от бандитизма» во время вооруженного конфликта зимой 1921-22 гг., по постановлению Президиума Карельского обкома РКП(б) были освобождены «от отбывания воинской повинности» по политическим соображениям[65]. В отношении других граждан КТК, освобожденных от призыва на 5 лет, члены Президиума Обкома А. Нуортева, Э. Гюллинг, И. Ярвисало, и З. Денисов высказали мнение, что «в дальнейшем от военной повинности их освобождать нет никакой необходимости, за исключением Кемского и Ухтинского уездов и нескольких волостей»[66].
Участие советских войск в подавлении восстания на севере Карелии на долгое время оставило след и в отношении жителей приграничья к красноармейским частям и погранотрядам, которых в 1920-е гг. здесь встречали настороженно, а порой и открыто неприязненно[67].
Одним из политических последствий крестьянского восстания, охватившего зимой 1921-1922 гг. северные волости КТК, стал решающий перелом в процессе становления карельской автономии[68]. Восстание на севере Карелии не потушило конфликт в руководстве КТК. Э.А. Гюллинг полагал, что одной из главных причин военных событий являлась ошибочная национальная политика. КТК, на его взгляд, оставалась по-существу «русской губернией», не выполнившей своих задач. В качестве первых шагов по выходу из создавшегося положения он предлагал преобразование коммуны в автономную республику. Иную оценку событиям зимы 1921-22 гг. давал В.М. Куджиев. Он категорически отрицал национальный характер восстания и видел его основные причины в провокации белофинской агентуры и карельского бандитизма, тяжелом экономическом положении, слабости революционных трибуналов и местных Советов. Поддержку Куджиеву оказывал секретарь Северо-Западного бюро ЦК РКП(б) И. Смирнов[69].
Сразу после завершения восстания в Карелии Организационное бюро ЦК ВКП(б), состоявшееся 6 марта 1922 г., рассмотрело вопрос о положении Карелии по докладу Э. Гюллинга. На заседании присутствовали секретарь Северо-Западного бюро ВКП(б) И. Смирнов и первый секретарь карельского обкома партии В. Куджиев. Оргбюро во главе с И. Сталиным и В. Молотовым встало на сторону докладчика. Принимается решение укрепить экономику Карелии, однако хозяйственные вопросы были отнесены к ведению Северо-Западного экономического совещания. Идея Северо-Западного бюро о подчинении народного хозяйства Карелии Петрограду не получила поддержки. На партийную работу в Карелию направляются финские коммунисты, кандидатуры которых предложил Гюллинг. Третья часть всех расходов, предназначенных на просвещение, выделялась на нужды просвещения на финском языке, который был определен как равноправный наряду с русским. Национальный состав Коммуны предполагалось укрепить путем переселения карелов из Тверской и Новгородской губерний.
Единственным нерешенным вопросом осталось предложение Гюллинга о преобразовании КТК в автономную советскую республику; что значительно укрепило бы статус Карельской автономии[70]. Шансы на реализацию гюллинговской концепции автономии значительно возросли в апреле 1922 г., когда в Москву в распоряжение ЦК РКП(б) отозвали В.М. Куджиева. в свое время направленного оттуда в Карелию весной 1920 г., и покровительствовавшего ему секретаря Северо-Западного бюро ЦК РКП(б) И. Смирнова.
Окончательное утверждение политическая линия Гюллинга получила на II областной партийной конференции, состоявшейся 28 сентября - 2 октября 1922 г.[71] В противодействии взглядов и интересов Гюллингу удалось выйти на практическую реализацию своего видения карельской автономии. Закономерным результатом изменений, происшедших в 1922 г., стало преобразование Трудовой Коммуны в Автономную Карельскую Советскую Социалистическую республику на основании декрета ВЦИК и СНК СССР от 25 июля 1923 г.
А.Р.Заец[72]
Присоединение Урала и Зауралья к России: мирная колонизация или бескомпромиссная борьба?
В советской историографии на протяжении многих десятилетий сложился тезис о мирном и практически добровольном присоединении Урала и Зауралья к Российской империи. Фактически дело представляется так, что русский крестьянин постепенно распахивал пустые необжитые пространства, мирно соседствуя с немногочисленным местным населением, неся ему оседлый образ жизни, и вообще культуру[73]. Лишь иногда народные массы плечом к плечу вставали против угнетателей, как против царских сатрапов, так и против национальных богатеев.
Однако имеет право на существование и другой подход к истории Урала и Зауралья в XVI-XVIII веках. Вкратце, этот подход базируется на признании доминирования именно военной составляющей в колонизации указанных территорий. Действительно, если взглянуть на проблему освоения Урала и Зауралья именно под военным утлом зрения, выявляется немало интересных моментов.
Военное продвижение на Северный Урал со стороны Руси началось еще в XI веке, но это были отдельные походы, не ставившие целью закрепление территории с последующей колонизацией. Монгольское вторжение несколько снизило активность русских на Северном Урале, но уже в 1263 г. в двух грамотах, данных преемнику Александра Невского - Ярославу Ярославичу; среди новгородских владений упоминаются земли по
