не самое кошмарное стихотворение из всех, что я видел.
— Правда? — всхлипнув, спросила Дженни. На самом деле плакать она и не думала.
— Правда, — заверил её Норрис. — Бывает и хуже.
Ему вспомнились творения Альфонсо Табба, которые он прочёл в спальне Дженни, когда заходил к ней за ножницами: его поэтические открытки были прикреплены к стене, и особенно Норриса впечатлили убогие первые строки одного из них:
В тот момент он жевал кусок сладкого пирога (Норрис любил есть на ходу) и, увидев это сочинение, громко хмыкнул, из-за чего миндальные хлопья влетели прямо ему в ноздри. (Но он именно хмыкнул, а не хрюкнул, как Аций.)
Дженни поднялась с дивана, поправила юбку спереди и сзади, подошла к небольшому круглому зеркальцу на стене, рассмотрела своё лицо и пригладила волосы. Она осталась собой довольна и улыбнулась своему отражению.
Дженни многим казалась хорошенькой, но стоило ей что-нибудь сказать или сделать, как окружающие торопились с ней распрощаться, чувствуя легкий приступ тошноты.
— Так, ну и где там твои соленья, варенья и джемы? Их же надо отнести в машину, — напомнил Норрис.
Дженни Прендергаст бесил его автомобиль. Эта была курьерская машина, которую Норрису выдали на работе. Дело в том, что работал он продавцом в «Компании нежного нижнего белья». И на обоих бортах машины красовалась огромная надпись: «КОМПАНИЯ НЕЖНОГО НИЖНЕГО БЕЛЬЯ». Компания производила бельё как для мужчин, так и для женщин, поэтому на одной стороне были изображены женские панталоны в горошек и с рюшками, а на другой — семейные трусы в горошек, но уже без рюшек.
Дженни очень обрадовалась, когда Норриса взяли на работу, но её смущала должность старого друга. Ну не могла она выйти замуж за мужчину, который трудится в НИЖНЕМ БЕЛЬЕ (вы же понимаете, о чём я?). Дженни всё ждала, что Норрис найдёт другую работу, получше, но время шло, а ничего не менялось. Ему как будто нравилось работать в НЕЖНОМ НИЖНЕМ белье. Конечно, Дженни смущал не столько выбор профессии, сколько машина с крупными изображениями трусов, в которой ей приходилось разъезжать. А вот Норриса это ни капельки не волновало.
Итак, они залезли в машину. Норрис сел за руль, а Дженни устроилась рядом с подготовленными на конкурс, тщательно завинченными и аккуратно подписанными банками солений, варений и джемов на деревянном подносе.
Этим утром в доме миссис Дыщ (и снаружи) подавалось сразу несколько завтраков. Топа с Хлопом получили по мешку овса. Пальчик лакомился булочками со смородиной. Мими нарезала себе фрукты (слегка помятые), а семейство Ворчунов жевало мюсли домашнего приготовления. В их состав входили предназначенный для ослов овёс, древесная стружка и перхоть овец, а заливать всё это полагалось лисьим молоком. Сама миссис Дыщ пожарила себе яичницу с беконом на своей маленькой кухоньке и ела её из Синей тарелки. На Красной тарелке лежал вполне обычный, но довольно вкусный ломоть подсушенного тостового хлеба- Затем мамаша Дыщ неспешно помылась и вышла из дома номер три по улице Железнодорожной. Они с непрерывно лающим Малышом подошли к фургону Ворчунов, и миссис Дыщ постучала в дверь.
Им открыл Лучик.
— Доброе утро, бабушка! — сказал он. — Готова к деревенской ярмарке?
— Сейчас схожу за своими вещами, — со вздохом ответила миссис Дыщ. Она с топотом спустилась вниз по ступенькам, пересекла улицу, распахнула ворота сада и зашагала по дорожке. — Ну что ты там стоишь? — крикнула старушка Лучику. — Идём со мной!
Не прошло и пяти минут, как Лучик уже выходил из дома с огромной картонной коробкой. Да, на ней было написано: «ВЗРЫВНЫЕ СОБАЧЬИ ЛАКОМСТВА для привередливых псов», но лежали там вовсе не лакомства. Мамаша Дыщ набила коробку своими домашними соленьями, вареньями и джемами, с которыми собиралась участвовать в конкурсе.
Каждую банку покрывала краснобелая тряпочка в клетку, обвязанная резинкой. На заботливо приклеенных этикетках неожиданно аккуратным почерком миссис Дыщ были выведены названия варений и солений.
Малыш только что закончил раунд в гляделки с Топой и Хлопом и побежал к Лучику, подпрыгивая на ходу. Он весело облаял мальчика и стал вертеться у него под ногами, так что Лучику приходилось идти очень осторожно, чтобы не споткнуться о пёсика и не уронить целую коробку стеклянных банок.
Мамаша Дыщ наклонилась — до земли ей было недалеко — и взяла Малыша на руки.
— Тяв! Тяв! Тяв! — не унимался пёсик, при этом успевая облизывать нос своей хозяйки длинным розовым языком.
— Так, и чего мы ждём? — сказала миссис Дыщ.
Вдруг Лучика ослепила яркая вспышка, всего на мгновение.
— Ай! — воскликнул он и закрыл глаза ладонью. — Что это было?
— Ты в порядке? — спросила Мими. — Свет появился вон оттуда. — Она показала на заросли деревьев и кустов за забором у железной дороги, на противоположной стороне улицы. — Наверное, лучи солнца отразились от стекла или… Гляди!
Некто высокий, костлявый и угловатый пытался продраться сквозь кусты. Несмотря на теплую погоду, незнакомец был одет в длинное пальто и бейсболку. Лучик с Мими заметили у него в руке бинокль — видимо, от его линз солнце отразилось Лучику в глаза. «Неужели это он подглядывал за нами в окно у доктора Табба?» — подумал Лучик. И неужели подозрительного типа интересует вовсе не знаменитый врач, а он — Лучик?
Вот бы узнать, в чём тут дело!
Глава пятая
Вперёд, на ярмарку!
По традиции судьёй на деревенском Конкурсе солений, варений и джемов должен был выступить лорд Великанн из поместья Великаннов. К сожалению, его посадили в тюрьму, и обязанности судьи взяла на себя не кто иная, как eго жена — леди Ля-Ля. На самом деле они стали жить раздельно ещё до ареста лорда. Он занимал просторный пустой особняк со своим попугаем Монти, а она поселилась в добротно построенном свинарнике. Свинарник и правда был отличнейший.
И обитала леди Ля-Ля там не одна, а со своей самой лучшей подругой — свинкой Малинкой.
Леди Великанн была одной из тех немногих, кому искренне нравились Ворчуны. Ладно, слово нравились — это, пожалуй, преувеличение. К Лучику она точно хорошо относилась, но и против Ворчунов ничего не имела и позволяла им спокойно жить в саду поместья Великаннов. И
