в потолок, я произношу банальную истину.
— В таких условиях нужно либо менять правила на старом рынке сбыта, либо найти новый! А лучше и то, и другое!
Достаю из ящика стола свернутый трубочкой пергамент и перечитываю письмо от Турслана Хаши. В нем он пишет, что Батый, скорее всего, гарантирует неприкосновенность Великому князю и Ярославу Тверскому и скоро призовет их обоих к себе. Также он советует мне приложить все старания, дабы князья послушались, ибо это в их же интересах. Эти строки меня сейчас мало интересуют, потому как оба князя, и Андрей, и Ярослав, уже отбыли в Орду с посольствами и дарами.
С интересом я перечитываю только последний абзац, где Турслан сообщает, что мои предложения заинтересовали хана Батыя и особенно брата его Берке, но одних слов недостаточно, и для серьезного разговора нужны доказательства.
Отложив грамоту, задумываюсь. В том письме, что я передал Турслану Хаши через боярина Малого, я обрисовал проект Волжского торгового пути с Европы на Кавказ и Иран. Обрисовал так, что даже ребенку, прочитавшему письмо, стало бы понятно — Золотой Сарай, контролирующий устье Волги, будет одним из главных выгодополучателей такого транзита. Все, что для этого требуется, так это обеспечить безопасность идущих по Волге торговых караванов.
Пробежав еще раз глазами по строкам арабской вязи, вдруг ловлю себя на мысли, что как бы я не увиливал, но в Орду все-таки придется ехать самому. Эта мысль наполнила меня еще большим унынием. Рисковать жизнью и ползать на коленях перед ханом нет ни малейшего желания, но мне все больше и больше становится понятно, что это единственный путь в кратчайшие сроки выйти из финансового кризиса и наполнить казну полноценным серебром.
Обдумав все еще раз, кричу прямо в стену.
— Прохор!
Мгновенно, словно бы Прошка только и ждал моего зова, скрипнула дверь, и в приоткрытой щели показалась его голова.
— Звал, господин консул⁈
Вместо ответа на дурацкий вопрос, просто поднимаю на него жесткий взгляд, и Прохор все понимает без слов.
— Купец, что ты вызывал, уже в приемной дожидается.
Удовлетворенно киваю на это.
— Зови!
Прошка на миг исчезает и появляется вновь с крепким коренастым мужиком в простом долгополом армяке и бобровой шапке.
У самых дверей тот складывается в земном поклоне.
— Многие лета тебе, консул!
— И тебе не хворать, Сом Нилыч! — Чуть улыбнувшись, радушным жестом приглашаю его пройти.
Мой гость, не торопясь, делает шаг к столу, а я успеваю подумать, что по виду этого человека никогда не скажешь, что он один из богатейших купцов Твери и держит львиную долю Волжской торговли от Ржевы аж до самых Булгар.
Десять лет назад я дал в аренду тогда еще малоизвестному купцу Сомке Косой Рот построенный у меня на верфи катамаран. Через три года он полностью за него рассчитался, а ныне он уже и не Сомка Косой Рот, а уважаемый человек Сом Нилыч Косой и покупает каждый второй корабль, сошедший со стапелей моей верфи.
Показываю гостю на кресло, и пока тот усаживается, Прохор расставляет на столе бутыль с рябиновой настойкой, пару серебряных кубков и большое керамическое блюдо с тонко нарезанным копченым мясом.
Выпиваем по первой, но настороженное выражение по-прежнему не покидает лицо моего гостя, и я даже понимаю почему. В эти времена любой разговор купца с властью несет для первого лишь финансовые потери. Ввозные и транзитные пошлины, налог на торговлю, на доход, на охрану и прочее, и прочее! Другими словами, князья всегда смотрели и поныне смотрят на торговлю, только как очередную возможность пополнить свою казну.
Выпиваем еще по одной, и утерев губы тыльной стороной ладони, Сом деловито цепляет сразу пяток пластиков мяса, кидает их на ломоть ржаного хлеба и смачно отправляет все это себе в рот.
— Вкуснота! — Сом Нилыч стряхнул с бороды крошки и вскинул на меня чуть осоловевший взгляд. — Вот умеют же у тебя готовить, Фрязин! И настойка пробирает до кишок, и мясо пальчики оближешь! Даже если после твоих посиделок, я голым и босым уйду, то все равно не пожалею, что в гостях у тебя был!
Прищуренные купеческие глазки впились в мое лицо, и я понимаю, что за иронией и улыбкой гостя скрывается нешуточная тревога.
Усмехнувшись, пытаюсь его успокоить.
— Да что ты, Сом Нилыч, я же не разбойник какой! Мне твое злато-се’ребро без надобности, наоборот, я скорее о твоем достатке беспокоюсь!
Вижу, что моя забота о достатке купца ничуть его не успокоила, а скорее напугала пуще прежнего, потому как всплеснув руками, он почти взмолился.
— Уж не знаю, где я тебе дорогу перешел, консул, но поверь не по злому умыслу, а по недоразумению разве что! Я у тебя товар беру, продаю на Низовской земле с наваром малым, и зерно, лен да меха обратно в Тверь везу. Никогда супротив твоего интересу не вставал, а ежели где мои людишки сделали что не так, так ты тока скажи, я им враз бошки-то поотрываю!
Понимаю, что абсолютно честных купцов не бывает, и где-то Сом Нилыч крупно накосячил, оттого и нежданный вызов к консулу его так напугал. Мне его шалости сейчас неинтересны, но в голове вдруг самопроизвольно всплывает недавнее недоумение Остраты. Мол непонятно получается, в этом году зерна завезли к ярмарке столько же сколько и в прошлом, хотя ныне закупкой охватили больше земель, и на востоке наши лодьи аж до Нижнего Новгорода добрались. Боярин Острата по делам торгового товарищества в Твери второй человек после меня. На его плечах подготовка к зимней ярмарке, и в какое другое время я бы к его словам отнеся со всей серьезностью, но тогда, как и ныне, голова у меня болела совсем о другом, и я попросту отмахнулся — не меньше, ну и слава богу! Теперь же сопоставив этот тщетно скрываемый страх Нилыча со словами Остраты, я начинаю понимать, по какой причине сейчас потеет мой гость.
С моей легкой руки Тверское торговое товарищество — монополист в торговле хлебом. Мы скупаем зерно по всей Низовской земле, свозим в Тверь и продаем его на север и на запад по своей цене, что в два раза выше закупочной. Прибыль соответственно делится между всеми пайщиками товарищества в соответствии с участием в деле, но вот ежели кто-то, к примеру Сом Нилыч, не довез часть зерна и продал его тем же новгородцам по цене ниже ярмарочной, но значительно выше закупочной, то
