Несколько секунд размышлений.
После чего Всеволод сформировал плетение воздушного молота. Очень небольшое по площади соприкосновения, но вкачивав в него массу манны и собственно воздуха, сжал его до состояния очень прочного материала. От чего воздух вокруг плетения задрожал, да и оно само отчетливо завибрировало от перенапряжения.
— Ты чего? — удивился обеспокоенный призрак, тот самый, что рассказывал ему о внутреннем устройстве крепости-тюрьмы.
— Я только пыль сдую… — произнес парень, нервно хихикнул и ударил, стараясь, чтобы его воздушный молот пробил сверхзвуковую скорость.
Бам!
И Всеволод полетел спиной вперед, отброшенный ударной волной назад. И хорошо так отброшен. Еще бы немного — и улетел в Черную бездну, вылетев с площадки.
Когда он очухался и осмотрелся, то наваждение, отвращающее его приближаться к оку, прошло. Да и само око выглядело совсем не так, как раньше. Оно треснуло и больше не вызывало ощущения божественного присутствия.
— Невероятно, — прошептал один из призраков. — Ты смог разбить божественный артефакт!
— Ладно. Рассказывайте, зачем вам нужно, чтобы я вытолкал ваши саркофаги. Я полагаю, в Черную бездну?
— Мы станем свободны! — воскликнул один из призраков.
— Относительно, — возразил другой.
— Наши души привязаны к костям, а медальоны защищают от развоплощения…
— Да. Если наши кости сбросить туда, то они окажутся уничтожены и наша привязка пропадет.
— А печать, едва коснувшись жертвенника, рассыплется прахом.
— Ясно. И что мне с того?
— Мы тебе помогли!
— Мы тебе рассказали!
— Мы тебе показали!
— Вы помогли себе. А я, если задержусь, то могу оказаться в ловушке. — возразил парень.
— Их смена придет только завтра!
— Ты ее тоже сможешь легко убить!
— Они не ждут подвоха!
— Мы покажем…
Всеволод не любил вести переговоры с нежитью. Он не чувствовал их эмоций, а значит и не мог сказать — врут они или нет. Но, немного побеседовав, пришел к выводу, что лжи в их словах скорее нет, чем есть. Во всяком случае в показаниях они не путались и все очень стройно вещали. Поэтому, тяжело вздохнув, он занялся тяжелым трудом — выкатыванием саркофагов, которые, к счастью, все имели колесики.
Камень, кстати, этот самый жертвенник, не принимал.
Поэтому к тому моменту как Всеволод закончил, из черной бездны торчали фрагменты саркофагов, сумевшие заполнить эту жижу и даже образовать некое подобие островка. К пущему неудовольствию некоторых призраков.
— Ну прошу, ударь как ты уже бил. Разметай саркофаги, — умоляло Всеволода несколько призраков. — Нужно, чтобы кости полностью оказались уничтожены…
Тем временем, в далеком мире на ровно срезанной катаклизмом вершине Золотой башни стоял Аэноран с Ар’дарой.
— Не могу поверить, что все это натворил мой сын.
— Тринадцать богов потеряли воплощение. Еще два отправлены за черту. Плюс один стал снова смертным.
— И сотни тысяч погибших… Эленаран никогда бы на такое не пошел.
— Миллиарды, — произнесла Ласселинда, подходя сзади.
— Что? — не поняв, переспросил Аэноран, оборачиваясь.
— Многие сотни или даже тысячи миллиардов разумных погибли. Не только в этом мире. Шар раскинула свои сети очень широко. И когда из нее стали тянуть силы, она, в свою очередь, забирала ее у тех, кого поразила. Не всю. Лишь пропорционально степени поражения, но многих это убило. Синдары почти вымерли сразу после возрождения. Альдары почти вымерли. Ну вы это и так знаете. В том мире, куда ушли синдары при Великом исходе, осталось едва десятая часть населения. Темных эльфов, моих подопечных, я насчитала всего сорок семь. Никогда бы не подумала, что Шар так глубоко пустила корни среди них. Исподволь. И так во всех мирах, куда ступала нога Шар.
— Чудовищно… Эленаран никогда бы так не поступил… — голосом полным печали произнес Аэноран.
— Эленаран давно умер, — спокойно возразила Ласселинда. — В сражении с Пылающим легионом старейшина Майрон пытался захватить его душу. И вырвал приличный кусок. Из-за этого он и сумел скрыться, переродившись человеком в тех мирах, где нет свободной маны. Там ведь его точно не стали бы искать.
— Это ничего не объясняет, — покачал головой Аэноран. — Мой сын… он никогда не был таким жестоким. Эленаран…
— Всеволод. Его лучше теперь называть Всеволод. Это имя намного точнее отражает его природу.
— А что оно означает?
— Владеющий всем.
— Какое страшное имя…
— А мне нравится, — возразила Ар’дара.
— Главное, — заметила Ласселинда, — это не имя, а те изменения, которые в нем шли и продолжают идти. Рана, нанесенная Майроном как-то сказалась на нем, как и долгая жизнь простым человеком. Столкнувшись со смертельной угрозой, он сразу начал действовать. Энергично, решительно, безжалостно, как и полагалось истинному эльфу. Но намного ярче. Это удивило меня. Ведь он был готов бросить вызов всему миру. Я поначалу думала, что это следствие непонимания. Что он просто еще не осознал с чем столкнулся. Но нет. Я ошибалась. В нем пробуждается что-то…
— Принц Нехекары? — спросила Лауриэль, также подошедшая к этому очередному диспуту.
— Это началось намного раньше, — покачала головой Ласселинда. — Он, еще будучи человеком, повел себя не так, как должен и завоевал уважение эредар. Говорят, что Майорон нахваливал Всеволода и ставил в пример. Дескать, если бы все синдары стали такими, то у демонов бы ни было ни единого шанса. Как вы понимаете такое уважение в глазах эредар не мог завоевать обычный синдар. Всеволод слишком пылал. Слишком рычал. А во время нападения на него жрецов Дол-Гула, незадолго до взрыва, у него из носа шел дым.
— Ты уверена? — переспросил Аэноран.
— Он направил в свою кровь ману и изменился. Стал быстр. Глаза ярко светились, как и меч в его руках. А из носа шел дым, словно он какое-то огнедышащее создание. Когда бой закончился — упал без сознания. Потом же, очнувшись, набросился на сырой кусок мяса и… спокойно откусывал от него, глотая не жуя.
— Боюсь, я не готов к такому сыну…
— Ты дурак? — с состраданием в голосе спросила Ар’дара. — Он вытащил тебя. Спас меня. Он сделал невозможное! И ты отказываешься от него? Это мой лучший потомок! Я о таком не могла и мечтать!
— Он… я не понимаю его. Это какое-то безумие! Синдар не мог так поступить! Просто не мог! Даже отец Ласселинды и тот старался избегать лишних жертв. И в своем стремлении уничтожить всех, кто не пожелает стать рабом, предлагал не убить их, а лишить возможности иметь детей. То есть, дать спокойной умереть своей смертью. А мой сын… это просто невозможно! Ни один синдар не пошел бы на это!
