разгребая траву дальше, расширяя нору. Садится. Смотрит на Ивана. Тот тоже забирается внутрь. Стоит на коленях. Внутри жарко. Запах прелой травы плавает в воздухе. Жарко. Горячо. И Дино. Так рядом. Тоска сжимает колючей рукой сердце. Зажимает до боли. Где-то далеко шумит дождь.
Дино вдруг сглатывает. Облизывает губы. Краснеет. Смотрит на Ивана. Иван на коленях пододвигается к нему ближе. Он не думает, что он сейчас делает. Он чувствует, что не может не делать этого. Дыхание Дино так близко, пахнет дурнопьяном. Вишневые губы приоткрываются.
Иван протягивает руки. Кладёт их на плечи Дино. Медленно стягивает с плеч льняную ткань. Возвращает руки на плечи, и ладонями вплотную на голую кожу. Пододвигается ещё ближе. Дыхание сбивается. Трудно дышать. Это от дефицита воздуха внутри стога. Это от ладоней на голой спине Дино.
Иван обнимает Дино и осторожно опускает его обнажённой спиной назад. В прелую траву. От входа в травяную нору тянет прохладой. С реки. От дождя. Немного перебивает жар нагретого сена. Запах прелой травы затмевает все остальные запахи. Трава лезет в нос. В рот. В глаза.
А Дино вдруг улыбается. Так, как только он умеет. И Иван улыбается тоже. Вдруг всё становится просто и понятно. И не надо никаких объяснений. Иван склоняется над Дино, прижимается к его вишнёвым губам. Чувствует песок на губах, вкус вишни и травы. Смотрит в глаза Дино, широко открытые, зовущие окунуться в глубоком синем море. Целует его жадно. Горячо. Целует так, будто от этого зависит его жизнь. И Дино отвечает. Иван чувствует его руки, обнимающие за шею. И его сносит. В глубокое синее море, откуда ему не выплыть. Никогда. Движения рваные, пальцы дрожат. Всё бы ничего, если бы надо было раздеться самому. На нем и одежды почти нет. Но раздеть Дино. Пуговица на его шортах никак не хочет расстегиваться, молния заела. Иван злится, дёргает сильнее.
— Сломаешь, дурак какой, — тихо смеётся Дино.
Помогает. Приподнимает бёдра, чтобы проще было стянуть одежду с ног. Это последняя капля выдержки Ивана. Безумием пропитан воздух. Безумием и прелой травой. Это всё солнечный удар. Это всё не по-настоящему. Иван целует горячее тело под собой. Глаза, рот, шею… Протрясывает от возбуждения. Иван не вчерашний. Он знает, что делать. С девчонками у него было и не раз. Но Дино — он-то не девчонка. Это Дино. С ним надо как-то по особенному.
А Дино сам притягивает его голову к себе. К своим губам. Выбивает все мысли одним поцелуем. А дальше Иван думать не в состоянии. Его руки блуждают по телу Дино, выглаживают кожу. Дино выгибается дугой, подставляет шею. Хочется, так хочется. Если бы это была девчонка, Иван бы не медлил. Но тут. Хочется завыть от бессилия. В мыслях Иван уже жарко и по второму заходу. А в реальности… Вот он Дино. Его Дино. А он не знает, что с этим подарком делать.
— Где-то там моё масло от солнца, — приходит на помощь Дино. — Если мы его не потеряли, пока бежали.
Иван благодарно прижимается к губам Дино. Впивается в них. Целует, пока руки ищут, исследуют тело Дино. Пока разум обжигает осознанием, что Дино сам раздвигает ноги, чтобы было удобнее. Щеки горят от стыда. Тело плавится от удовольствия. Слава богам за жаркий день. За аномальное лето. За то, что Дино боится солнца. И берёт с собой на речку защиту от загара. Мысль о защите мелькает в голове Ивана и стыдливо прикрывает дверь.
Дышать становится ещё труднее, потому что внутри Дино тоже горячо и тесно. Потому что Дино вдруг протяжно стонет и сильнее впивается пальцами в плечи Ивана. Потому что запах прелой травы и вкус вишни на искусанных губах становятся единственным смыслом. Иван держит себя неимоверным усилием воли, чтобы не сорваться в животный ритм. Очень медленно. Тягуче. Трансово. Дино сам выгибается под ним, требуя большего. Иван вжимается в послушное тело. Сливается в одно целое. Чувствует напряжение Дино. Руку между ними. Хочется. Так сильно хочется. Сорваться в бесконечный кайф.
— Быстрее, — шепчет Дино со стоном.
И Иван срывается. Взрыв оглушает, опустошает лёгкие. Ладонью чувствует влажное между ними. Улыбается. Прижимается к зацелованным губам. Падает на Дино и чуть вбок. Обнимает его. Прижимает к себе.
— Люблю, — шепчет в шею.
И проваливается в пряное забытьё прелой травы.
Когда он просыпается, дождь закончился. Воздух пахнет озоном. Дино нет рядом. И всё произошедшее кажется полуденным сном.
…
Стоит только закрыть глаза. Шелест травы. Далёкий шум дождя. Водяная стена шумит где-то в другой Галактике. До тебя доносится только призрачный отзвук. Трава пышет жаром. Пьянит. Вишневый вкус его губ добавляет дурмана в поцелуй. То, что вишни в песке, не может остановить тебя. Не может остановить слившиеся в поцелуе тела. Убийственно. Сокрушающе. Кто-то из вас двоих будет жалеть. Кто-то из вас двоих скажет: «Ничего не было».
А, может, и правда. Ничего не было? Солнце ударило в затылок. Ливень окатил холодом. Ты упал навзничь. Утонул. Захлебнулся дождём. И умер.
Потому что ничего не было. Да и могло ли быть?
Разве могли вы быть кем-то?
Люди из разных Галактик. Вы и разговаривали на разных языках. Инопланетяне, встретившиеся на каникулах в пряной траве под июльским солнцем. Ничего не было. Потому что быть не могло. Только руки помнят шёлк волос между пальцев. Только тело предательски напоминает тебе, что, нет, не приснилось. Чёртовы игры разума. Игра в «покажи мне то, что я придумал».
А он. Он не знает тебя. Не узнаёт при встрече. А если вдруг вы сталкиваетесь. Если вдруг вокруг никого. Только вы вдвоём. Планета сразу пустеет. Он выставляет ладонь вперёд в жесте «стой». Он смотрит сквозь тебя. Пустым равнодушным взглядом. Не любит чужаков.
Потому что ты чужой. Потому что ты допустил всего одну ошибку. И твоё счастье растворилось, будто и не было. Одна ошибка. И ты спотыкаешься о его взгляд. Ты падаешь. И разбиваешься вдребезги.
Эпизод 6
Первое, что делает Иван, когда просыпается, пытается понять, где он. Второе, как он здесь оказался. Третье, что произошло. Дальше мозг отключается. Включаются эмоции. Чувства. Сердце начинает гулко биться. Снова не хватает воздуха. И сжимается где-то за грудиной. Душно. Прелая трава пахнет дурнопьяном. Ещё сильнее, чем во время дождя…
Дино…
Иван резко поднимается. Он один в плотно утрамбованной норе. Больше никого. Дино нет рядом. А был ли он? Иван напрягает разум. Внезапно явь и сон сливаются в
