в ее белый, поврежденный глаз.
— Неужели они это сделали?
Она медленно кивнула.
— Да.
— До сих пор больно?
Ана покачала головой.
— Нет. — Она взяла руку ЭйДжей и коснулась ею шрамов у глаза. ЭйДжей поморщился, но она ободряюще улыбнулась. — Все в порядке. Я больше этого не чувствую. Он онемел.
ЭйДжей последовал ее примеру и прижал свои маленькие пальчики к ее лицу. Когда он внезапно опустил их, то спросил:
— Почему ты плачешь по ночам? — в этот момент я чуть не умерла от стыда.
Широко раскрыв глаза и совершенно сбитая с толку его невоспитанным поведением, я развернулась и отругала его.
— Достаточно.
Но Ана подняла ладонь в мою сторону, давая понять, что все в порядке. Я не могла не заметить, как дрожали ее руки, когда она говорила, как будто ей было тяжело использовать свой голос, но она сделала это для ЭйДжея:
— Я плачу, потому что мне грустно, малыш.
И ЭйДжей вознаградил ее.
Внезапно вскочив, он бросился в свою комнату. Мы слышали шум, пока он разбрасывал вещи, и когда, наконец, нашел, что искал, он вернулся. Ана взяла протянутого бурого медвежонка, и, когда она смотрела на него, ЭйДжей сказал:
— Иногда, когда мне грустно, я обнимаю своего медвежонка. — Он смотрел Ане в глаза так беззастенчиво, как может смотреть только ребенок. — Он чувствуется хорошо. Он мягкий и пахнет печеньем.
Ана уткнулась носом в живот плюшевого мишки и улыбнулась.
— Да, он пахнет. — Она вернула ему медведя. — Но я не могу забрать его у тебя. Он твой.
Он выпятил грудь и заявил:
— Я большой мальчик. И он мне больше не нужен.
— Конечно же, нужен, — ласково сказала она, протягивая ему медвежонка и настаивая, чтобы он взял его у нее.
Тогда мой сын, сделал то, от чего гордость согрела меня.
— Думаю, тебе он нужен больше.
Он был хорошим мальчиком и искренне хотел помочь. Накрывая стол к завтраку, я тихо сказала ей:
— Он упрям, как мул. И не примет «нет» в качестве ответа. — Мои глаза комично расширились. — Поверь мне.
Удивленная настойчивостью моего сына, она посмотрела на медвежонка сверху вниз, нежно коснулась его носа, прежде чем прижать к себе, ее длинные черные волосы упали ей на лицо. Ее голос был мягким.
— Спасибо.
Он улыбнулся ей в ответ.
— Ты красивая, Ана. — Затем он повернулся ко мне. — Теперь я могу посмотреть телевизор?
О Боже, этот ребенок.
— Конечно.
Плечи Юлия затряслись от беззвучного смеха, когда он сел за стол, прихватив с собой тарелку.
— Мне стоит держать ухо востро, Лекс. Думаю, твой парень пытается украсть мою девочку.
Сидя между ними, я произнесла:
— Не знаю, что на него нашло сегодня утром. Мне так жаль.
На что Ана ответила:
— Все в порядке. Я люблю ЭйДжея.
Я посмотрела на своего сына в соседней комнате, и мое лицо смягчилось.
— Он тоже тебя любит.
И он любил. Он доказывал это снова и снова, проводя время с Аной, когда думал, что ей одиноко, разговаривая с ней, делясь своими вкусностями с этой маленькой женщиной, принося ей свои самые дорогие вещи, чтобы одолжить или подарить. И когда пришло время прощаться, ЭйДжей был опустошен.
Всхлипывая и вытирая нос рукавом, он спросил:
— Вы когда-нибудь вернетесь?
Ана опустилась на колени и нежно улыбнулась.
— Конечно, малыш. Мы не уезжаем далеко. — Она взяла его за руку и крепко сжала. — Ты можешь приходить в гости, когда захочешь.
— Сейчас? — спросил он, шмыгая носом, и она тихо рассмеялась над тем, как нелепо он себя вел.
Думаю, что ЭйДжей помог ей немного исцелиться, и лучшего комплимента мне как его родителю не было. Это красноречиво говорило о характере малыша.
Было больно видеть, как он теряет своего друга, но было приятно видеть, как Ана и Юлий делают шаги вперед в жизни. Долгое время они были в ступоре. Не двигаясь ни вперед, ни назад.
Просто... застряли.
Нежно она вытерла рукой его слезы и тихо заговорила:
— Обещаю, как только у нас будет мебель и кровать для тебя, ты можешь прийти к нам с ночевкой, хорошо?
На это он улыбнулся сквозь слезы.
— Хорошо. — Он обнял ее так крепко, как только мог, и когда они отстранились, Юлий раскрыл объятия.
ЭйДжей медленно пошел к нему, волоча ноги, и когда подошел, опустил подбородок, выглядя несчастным. Юлий взял его на руки, и когда ЭйДжей положил голову на плечо дяде Юлию, мои внутренности растаяли, превратившись в кучу липкой массы.
— Ты мужчина в доме, — сказал ему Юлий, и ЭйДжей кивнул ему в плечо. — Это значит, что ты должен присматривать за своей мамой.
Я грустно улыбнулась, когда ЭйДжей посмотрел на меня и пробормотал:
— Я буду. Обещаю.
— Вот это мой мальчик, — сказал Юлий, прижимая к себе своего крестника и слегка покачиваясь из стороны в сторону. — Ты в порядке?
ЭйДжей уныло покачал головой, и Юлий крепче обнял его, издав тихий смешок через нос.
— О, да ладно тебе. Ты убиваешь меня этим.
Когда я увидела ухмылку ЭйДжея, то поняла, что он явно наслаждается вниманием.
Позже той ночью, когда Юлий и Ана наконец покинули нас, в доме стало ужасно тихо, как не было уже несколько месяцев, и, честно говоря, мне это не понравилось. Ни капельки.
Проходили недели, а в доме по-прежнему царила тишина. Но однажды позвонил Юлий, и в его голосе скользила неловкость, когда он сказал:
— Думаю, что, возможно, я переступаю границы дозволенного, Лекс.
Интересно.
Мы уже давно были далеко за границами дозволенного. После всего через что мы прошли, я не думала, что мы могли бы жить как-то иначе.
— Ничего подобного, — сказала я ему. — Что случилось?
— Мне позвонил один мой знакомый. На самом деле дочь одного моего знакомого. Она ищет работу.
М-да.
Я была определенно сбита с толку.
— Ла-а-адно, и?
— У нее не так много опыта, но в одном она хороша.
— Да? И в чем же?
— Она отлично ладит с детьми.
И мое сердце упало.
— Юлий.
Но он прервал меня словами:
— Подумай об этом, Лекс. Ты уже давно хотела вернуться к работе, но говорила, что из-за рабочего графика слишком сложно совмещать ЭйДжея
