Ознакомительная версия. Доступно 8 страниц из 36
нем. Буду звонить по телефону и спрашивать: «Ну как ты? А когда мы встретимся? Может, сходим с тобой куда-нибудь?» — то есть все время буду предлагать различные формы общения, в том числе форму молитвы-вопроса: «А не мог бы ты?.. А хочешь ли ты?..» Таким образом часто строятся отношения между детьми и родителями, когда дети находятся в состоянии молитвенного вопрошания — иногда требовательного, иногда капризного, но тем не менее не выходят за рамки определенной мольбы-просьбы.
Мы знаем, что молитва — это не только просьба, но и покаяние, и благодарение. И опять-таки выражение покаяния, обращенное к отцу, не может быть многословным: ребенку достаточно сказать правду, признаться в своем поступке, не вдаваясь в объяснения, потому что обычно родитель заранее все знает о своем чаде и ждет от него исключительно признания — глубокого честного слова признания. Детская благодарность тоже бывает очень проста и немногословна, дети не сочиняют своим родителям панегириков или акафистов, зато могут выразить ее сиянием глаз, сиянием сердец и правильно произнесенным словом.
Да, о детях и родителях все понятно — их отношения немногословны. Хотя родители с детьми могут подолгу разговаривать на разные темы, но это совсем другое — совместное переживание, сочувствие, эмпатия, по-церковнославянски сострастие. Иногда — нечасто — такое общее переживание, сострастие, выливается в хороший долгий разговор, но это особый случай; разговор должен вызреть, назреть…
А когда многословием страдает наша молитва, приобретая полуязыческий характер, то надо себе признаться, что причиной тому одно: мы ведем себя как рабы или как наемники. Тут нечего стыдиться, так как это одна из форм нашего духовного роста. Единственное, обязательно нужно выяснить — а устраивает ли нас подобная форма? Не хотим ли мы все-таки продвинуться дальше и сбросить оковы рабства, отказаться от наемнической корысти? И тогда, может быть, наша молитва придет в такую меру, что мы вдруг спокойно осознаем: уже и не надо больше ничего у Бога просить…
Мы проживаем нашу церковную жизнь как постоянно повторяющееся и устоявшееся в своих формах богослужение. Мы привыкли к этим формам еще и потому, что наша Церковь давно стала социальным явлением… Но она снова перестает им быть! Именно сейчас наша Церковь может вдруг, неожиданно оказаться в прекрасном положении, сбросив с себя внешние, давно кажущиеся ненужными и отжившими атрибуты, и наконец даст человеку свободу выбирать свою веру, даст возможность свободно развиваться, в том числе и в молитве, не ограничиваясь известными молитвословиями, — хотя сами по себе они, конечно, являются опорой, благодаря ей христианин возрастает и учится говорить с Богом как с Отцом.
Образцы молитвы, в которой просто, своими словами, глубоко, сердечно выражены личные глубинные отношения с Богом, мы видим в утреннем правиле: это первые коротенькие четыре молитвы преподобного Макария Великого — до него никто такого не сочинял. В древней монашеской общине служение Богу предполагало различные формы молитвенного состояния — например, монах уходил из общежительного монастыря в скит, из скита в отшельническую келью и не нуждался ни в храме, ни в иконе, причащался сам, запасными Святыми Дарами, и его молитва принадлежала только ему.
Собственно говоря, это путь каждого человека. Само Евангелие дает нам единственную форму молитвы: ученики просят Христа: Господи! научи нас молиться, как и Иоанн научил учеников своих (Лк. 11:1), но Христос не дает им никакого молитвенного правила. Только короткую молитву «Отче наш», где каждый стих — очень странное прошение. Там даже и прошений в точном смысле слова нет, кроме двух: остави нам долги наши, якоже и мы оставляем должником нашим и не введи нас во искушение. Все остальное — это исповедание веры, радость о Боге. «Отец наш» — вот уже все сказано, что еще сказать? Радость об этом Отце — да святится имя Твое, да приидет Царствие Твое, да будет воля Твоя. И по-настоящему пережить эту молитву, научиться ей — очень серьезное дело, потому что как только ты сказал «Отец», да еще и не «Отец мой», а «Отец наш», — все, будь любезен оглянуться вокруг и признать в каждом рядом стоящем своего брата и сестру. И не только рядом, но и отдалече, в другой стране, конфессии, национальности, в другом военном лагере, в другом окопе. Способен ты на это? Мы легко называем Бога своим Отцом за каждым завтраком, обедом и ужином, более того, просим простить нас, как мы прощаем своих врагов, а потом выходим из-за стола и смотрим на всех с огромной неприязнью — что за люди окружают меня в метро, в магазине, на улице, какие неприятные рожи…
И что за хам подрезал меня у самого светофора?.. Поживи-ка с «Отче наш», поживи десять минут по-настоящему, серьезно с этими двумя словами. Тебе сразу захочется превратиться в раба, взять в руки молитвослов и читать акафисты, кафизмы, ходить на длинные монашеские службы — лишь бы скрыться от двух простых слов, за которыми так много стоит. Потому мы и превратили «Отче наш» в проходную молитву перед едой, нас интересуют в ней слова: Хлеб наш насущный даждь нам днесь — и всё!
Но посмотрим на ее место в Божественной литургии — мы растем до этой молитвы через всю службу, она является нам после анафоры как литургическая кода, она удивительно ставит все на свои места, потому что без этого «Отче наш» невозможно причащаться Святых Христовых Таин, находясь в едином пространстве со всеми верными: они тебе самые настоящие братья и сестры, потому что Кровь Христова наполняет всех нас собой, Тело Христово соединяет нас в Святом Причастии. Здесь эта молитва на своем месте.
Молитва и уныние
У нас на приходе есть молодежный клуб; мы собираемся, читаем Евангелие и постепенно, шаг за шагом разбираем вероучительные понятия, например, страсти и грехи. Темой одной встречи было уныние; я говорил об унынии как об отрицании надежды или как о ложном уповании — когда человек обманут в своей надежде, конечным итогом становится уныние. И, как ни странно, причиной уныния часто становится молитвенное правило: не обычное сравнительно короткое утреннее или вечернее правило мирянина, а длинные молитвословия, которые ревностный неофит пытается вычитывать в начале своей духовной жизни. Я сейчас вспоминаю, какое у меня было правило в начале моего священнического пути: малое повечерие, дневной канон на повечерии, две кафизмы, глава из Евангелия, две главы из Апостола и сколько-то еще молитв по четкам. И я его усердно исполнял, как мог, в течение многих лет.
Ознакомительная версия. Доступно 8 страниц из 36
