руки — ни за что!
Я дочь Гийома из рода огненных драконов, меня каким-то стишком не сломить!
Мой план был легок и прост. Заключался в том, чтобы при вопросах сиера Симона проговаривать дурные считалочки тихо-тихо. Спрятаться за криками остальных. Затерять свой голос в гуле однокурсников.
Но план оказался далек от реальности, и я провалилась на первом же вопросе. Язык вдруг коварно предал меня и под гул чужого протяжного «сиер Симоооон», нагло выбился вперед, радостным ручьем разливая безумство:
— Кристоф Шапье! О его преподавании мечтают все-все-все! — я усиленно заткнула свой рот рукой, но от ушей Симона ничего не скрылось.
Как и от Шапье, который идеально отыгрывал сейчас удивление. Мерзавец.
А у меня, видимо, нездоровая мания на всякие «все-все-все».
— Заткнулись все быстро! — рявкнул Сьер и удивленно покосился в нашу с девочками сторону. С затаенным любопытством. — Эрвье, мне тут сивый бред послышался, аж в ушах засвербело, не знаешь с чего бы?
— Никак нет, сиер Симон. — уверенно проговорила, выдерживая его тяжелый взгляд.
— Тогда повтори-ка взрывная наша, кто самый лучший на полигоне?
Я сжала кулаки, стараясь сдержать рвущееся к чужим ушам стихотворение. Напрягла все лицевые мышцы, и все же не смогла заставить себя онеметь.
— Кристоф Шапье! На полигоне он бесстрашен, уверен, и прекрас-с-с-ен!
— Занятно как… — задумчиво проговорил Симон и начал медленно двигаться ко мне.
— Шапье, смотри-ка, а твой трюк с раздеванием работает! Девчонок наших поголовно свел с ума. Да, Эрвье? Неужто рассудок помутился при виде этого сопляка? Зря ты так сразу, есть гораздо более достойные и по виду, и по опыту мужчины. Но что-то твой взгляд на любимчика кровожадностью попахивает. Где обожание? Где пылкая страсть? Стефани՜, не могу взять в толк, ты его сейчас мысленно калечить пытаешься, или у молодых девушек нынче в моде иное проявление чувств? — я спешно отвернула голову от Криса, которого успела несколько раз сжечь в костре внутреннего гнева, и встретилась с цепкими глазами Симона, остановившегося ровно напротив меня.
— Ты давно рехнулась, Эрвье? Поделись-ка со мной деталями. Излей нам душу. И сделай милость — не томи провалами в памяти.
В рядах однокурсников снова послышались смешки — не явные, но оттого не менее неприятные.
Сиер Симон часто говорил, что своим неназываемым местом чувствует ложь и ненавидит любые ее проявления. Поэтому я избрала путь выборочной правды
— Недавно, сиер.
— В столовой крыша твоего поехала? — участливо подсказал профессор.
— Подозреваю, что да, сиер.
— И кто, говоришь самый… кхм… красивый среди твоих однокурсников?
— Кристоф Шапье! — я зажмурилась, — От его красоты я слепну, замираю, к небесам взываю.
Создатель, что я несу?!
Зато теперь всей душой могу понять призывы Сезара к его матушке.
Мадам Идо, если Вы все же решите забрать сына из академии, не найдется ли в карете места и для одной опозоренной студентки?
— О! — Симон искренне хохотнул, — Крис, может, нам все же стоит попросить тебя раздеться. Смотри, как Эрвье повело. Эрвье, огненная наша очаровашка, а-ну ка, удиви, а кто у нас самый смелый из студентов?
— Кристоф Шапье! Он не боится ни-че-го, трепещите твари леса Дар-во! Он переломает вам хребты и все-все косточки-и-и!
Кто-то прерывисто задышал, кто-то закашлял, а кто-то уже никак не пытался замаскировать свой смех. Солнце клонилось к земле, и к ней же кренилась моя репутация.
— А кто самый честный? — не обращая внимания на хрюканья студентов, приветливо продолжал Симон.
— Кристоф Шапье! Не бойтесь доверить ему все-все-все секреты! Его честный рот — всегда на замке!
Ага, как же, честный…
В жизни не расскажу ему ни одну свою тайну. Прошлые — не считаются.
Да я еле сдерживаюсь, чтобы не кинуть во врага огоньком и не поджечь бесстыдные темно-серые волосы его на голове! Вот закончится занятие и станет лысым!
— Рифма у тебя основательно похрамывает и спотыкается полудохлой лошадью. Доработать бы, Эрвье. Довести до ума. Но ты нас знатно веселишь. Даже драгоценное время занятия не жаль тратить на нашу беседу.
— Сиер Симон, — выступил вперед Крис, — Я прошу Вас…
— А вот ты, вольный натурщик телес, заткнулся и вернулся на место! — рявкнул мужчина предельно серьезно. Затем вновь с самым радушным видом повернулся ко мне.
— Эрвье, милая, еще один вопрос возник в голове. Малюсенький. Несущественный. Простой. Ты с ним легко справишься. — сиер провел ладонью по плечу, смахивая несуществующую пыль. Поднял глаза на завывающий полог и отрешенно уточнил. — А кто самый важный для тебя мужчина в стенах нашей славной академии?
— Сиер Симон, — зло выкрикнул Крис.
— Велел же тебе заткнуться, Шапье! Или я не ясно выразился? Минус пятьдесят баллов за непослушание! Еще слово и выгоню с занятия! Пойдешь уши свои туалетным ершиком драить!
— Кристоф Шапье! — громко произнесла я, чувствуя, как тело протестующе дрожит, восставая против того, что собиралось вылететь из предающего раз за разом рта. Новое поражение прозвучало потухшим голосом, — Ради него я готова на все-все-все!
Пластинка завыла грустной мелодией, но громче всего ощущался стук сердца, долбящий в висках.
Первый раз в жизни я была полностью унижена.
Уничтожена. И испытала сполна, что значит быть жалкой.
Первый раз мне хотелось постыдно закрыть лицо ладонями и убежать. Запереться вдалеке ото всех в одной из башен замка двоюродного дяди и ни с кем из лицезревших мое падение никогда более не общаться.
Но это противоречило характеру огненного дракона. Полыхающее в венах пламя способно сжечь дотла — но не удрать.
Сжала кулаки, сдерживая прорывающийся выйти наружу жар. Мысленно улыбнулась, ощущая, как стоящие слева и справа от меня аккуратно отодвинулись в стороны — боялись, что не сдержусь.
Зря, я научилась контролю до того, как достигла возраста пяти лет, и матушка наконец смогла спокойно вздохнуть — более не возникало повода постоянно менять в поместье шторы.
— Скажешь мне, кто это сделал с твоим острым язычком, Эрвье? — соблазнительным голосом обратился сиер Симон, делая шаг ко мне. — И я по достоинству накажу виновника. Лично прочищу его подлые кишки жесткой щеточкой. Или сделаю его на денек игрушкой для твари Иномирья. Все только ради тебя, моя милая ящерка. — глаза профессора обещали самую заслуженную расправу для обидчика.
Не скрою, была минута, в которую хотелось крикнуть «Крис Шапье» и для убедительности тыкнуть в подлого врага пальцем.
Но я не могла сдать его сиеру, также, как и Крис не сдал меня в руки Бошан.
Назвать обидчика означало проявить слабость.
Не зря Симон задал главный вопрос не сразу, а приберег для конца. Он окунул меня с головой в бочку со смешками, заставил испытать
