на моих ладонях не было, но тело должно было быть знакомым с этим нехитрым гимнастическим снарядом, висящем в каждом советском дворе.
С физухой дело обстояло хуже, чем я предполагал. Я с трудом подтянулся шесть раз, дрыгая ногами на последних двух.
Мне стало очень неудобно за себя и свою слабость перед Борисом и поварихой из столовой, продолжавшей смотреть за нами.
Но тут, я услышал подбадривающие слова поддержки.
— Молодец, отлично! Сила дело наживное.
— Да, что молодец-то, — ответил ему я
— Да ты, брат, не гони лошадей. Я вот перед армией мешком висел. Ни разу подтянуться не мог. Тут важно регулярно заниматься не пропускать.
— А сейчас сколько раз подтягиваетесь?
— Давно не считал, — слукавил Борис, — давай-ка лучше подъем переворот. Умеешь?
Я отрицательно покачал головой, хотя, конечно, я знал, что это за элемент, но понимал, что мое тело еще не готово к этому упражнению. В следующие полчаса Борис показывал мне технику, помогал подталкивая и поддерживая меня снизу.
Из двери больничного корпуса показалась женщина в белом халате и колпаке и обратилась к моему новому знакомому:
— Борис Самсонович, там в кардиологии пациенту плохо. Знаю, что ваша смена через час начинается, но не могли бы вы посмотреть больного.
— Иду, — сказал парень, надевая на ходу светлую футболку с карманом на груди. — Ты это, не бросай заниматься. Через месяц, другой, будешь по тридцать раз подтягиваться. Я врач дежурный, если что, меня можно найти в ординаторской.
Он протянул мне руку на прощание.
— Спасибо, доктор. Еще увидимся.
— Ты в больнице в первый раз?
Я кивнул головой.
— Ты тогда тут на турнике не зависай, у вас завтрак через полчаса. Это тебе брат не санаторий, никто дожидаться тебя не будет.
Борис пружинящей походкой удалился вслед за вызывающей его женщиной.
Я сделал еще пару подходов. Тело приятно разогрелось и сообщало о том, что ему нравятся физические нагрузки.
Закончив заниматься, я отправился завтракать.
По дороге я быстро еще раз умылся и омылся, наклонившись над умывальником прямо перед входом столовую. Народу в коридоре никого не было и мое поведение не привлекло ничьего внимания.
Поискав глазами бумажные полотенца или на худой конец салфетки, и не найдя их, я вспомнил, что в СССР присутствовали некоторые бытовые неудобства, от которых мы отвыкли в будущем.
Пришлось наспех вытираться верхом пижамы. Хлопчатобумажная ткань оставляла приятное ощущение на теле и хорошо впитала воду с ладоней.
Я вспомнил, что говорили, что сам генсек Брежнев любил на отдыхе ходить именно в таких пижамах.
В помещении столовой было довольно много пациентов.
Больничная кухня разнообразием не особо баловала. Точнее вообще не баловала. Ешь, что дают или иди гуляй.
Я прочитал рукописное меню вывешенное у раздачи за подписью заведующей столовой.
Манная каша, брусочек сливочного масла, круглая булочка белого хлеба, чай и сахар.
Подойдя к раздаче и проследив за другими больными, я, так же, как и они, взял тарелку и алюминиевую ложку, видавшую виды.
Полноватая сотрудница столовой в платочке на голове черпала половником кашу из огромной алюминиевой кастрюли с надписью ЗК. Я не знал, что это означает и увидел за её спиной другие такие, но пустые с надписями I-БЛ, II-БЛ.
Завтрак, первое блюдо, второе блюдо — догадался я. Женщина в чепчике плюхнула мне половник каши в тарелку и потеряла ко мне всякий интерес.
— Масла парню, дай, — услышал я недовольный мужской голос со спины. Я оглянулся и увидел взрослого усатого мужчину лет пятидесяти.
Глава 4
— Масла парню, дай, — услышал я недовольный мужской голос со спины. Я оглянулся и увидел взрослого усатого мужчину лет пятидесяти.
— Уф, что я должна за всех помнить? — недовольно повела плечами бабища в чепчике, — и перейдя на интонацию имитирующую вежливость, спросила меня, — вам в кашу или на хлеб?
Она говорила, как бы в нос, и, немного растягивая слова. Получалось, что она говорит с издевкой. Я сделал вид, что не понимал, что она от меня хочет, но тут мужик, стоявший за спиной, снова пришел на выручку.
— Не видишь, у него руки заняты? — указывая ей взглядом на мою тарелку, которую я держал в руках, — да и ножей у вас в столовой как не было, так и нет. Давай в кашу.
Баба, а по-другому ее не назовешь, скорчила недовольное лицо и плюхнула мне полагающийся брусок сливочного масла в тарелку с манкой.
На самом деле, я давно заприметил, что она не всем кладет масло и решил проверить свою гипотезу.
Те больные, которые завтракали тут не в первый раз, получали масло без разговоров.
Новичкам же, их можно было определить по озирающимся по сторонам лицам, повариха не накладывала и не предлагала.
Они все, как один, стеснялись просить ее. Я собирался сделать это первым, но мужик сзади опередил меня.
Зато у нее вполне образовался излишек, который можно было утащить домой или как-то по-иному распорядиться.
Я поблагодарил мужика, подошел к стойке с хлебом взял булочку. Чай разливали из такого же алюминиевого чайника. Он был уже с заваркой и сахаром.
Я давно не ел манки, но попробовав ее, нашел кашу вполне съедобной и даже вкусной.
Может быть это потому что я не ел со вчерашнего дня, и почувствовал голод.
А может быть потому, что я пользовался обонятельной, осязательной, вкусовой системой Макса Бодрова и он привык к вкусу определенных блюд.
В любом случае, молодой развивающийся организм требовал энергии и не стал особо капризничать и предъявлять особые вкусовые требования.
— Свободно?
Я поднял глаза и увидел того самого мужика, который заставил повариху наложить мне масла.
— Да, конечно, — я указал на свободный стул перед собой, — присаживайтесь, пожалуйста.
— Где, лежишь? — мужчина протянул мне руку и представился, — Василий Андреевич Быков.
— Максим Бодров. Лежу в хирургии.
— С чем пожаловал сюда? Молод ты еще для болезней.
— Говорят, что сотрясение, — мне уже начинало надоедать объяснять всем свою историю, но я никак не показал этого внешне.
— Подрался? — спросил мой собеседник, делая глоток чая из стакана и разглядывая меня.
— Ну как подрался, так слегка помахались.
— Милиция приезжала?
Я кивнул головой.
— Хочешь похлопочу за тебя?
— Не, спасибо. Не надо. Сам разберусь
— Ну сам так сам. Ты случайно, не с генералом в одной палате лежишь?
— Да неее, — протянул я, — мы вдвоем с каким-то неразговорчивым стариком. Не похож он на генерала.
— Дубина, если вы вдвоем в палате, то значит с генералом Нечаевым лежишь.
— Да ну какой же он генерал? Разве они лечатся в простых больницах? У них свои есть… — я махнул рукой.
— КГБ. Генерал КГБ. Тебе повезло.
Я опешил, у меня ком застрял в горле.
— Как КГБ?
— Да вот так. Главврач больницы его родной брат. Нечаев Владимир Викторович, лечится только у брата, Валентина Викторовича. Другим врачам не доверяет.
— Разве так можно?
— Генералам все можно, братец. Особенно если они из того, — он поднял палец вверх, намекая на близость к высшему руководству страной — ведомства. Ты ешь, давай. Что застыл.
Я вспоминал, мог ли ночью наплести какого-нибудь бреда про будущее. Но поразмыслив решил, что мой диагноз, отличный повод отмазаться.
Даже если генерал утром сверлил меня взглядом потому что я во сне наговорил лишнего.
— Добавки хочешь? Вон у Маруси еще осталось, — он кивнул в сторону поварихи.
— Нет спасибо. А у вас, Василий Андреевич, какая болезнь?
— Почки шалили, да вот в понедельник уже выписывают.
— Здорово. А как тут с «увольнительными», на выходные не отпускают домой?
— Нееееет, хлопчик. Ты что? С этим строго. Режим — это режим. Ты, небось, к девчонке своей свалить хочешь?
— Ну что-то типа того.
— Типа того… — он передразнил мою интонацию, — хреновый из тебя враль.
Я заулыбался, чтобы его не разочаровывать. По его мимике я понял, что он собирался мне сказать нечто важное по его мнению.
— По глазам вижу, что к девчонке рвешься. Дело, конечно, молодое, если уж невтерпеж, то вон там, — он напряг свои голосовые связки, наклонился ко мне, заговорил почти шепотом, указывая пальцем на палисадник за окном, — дыра в заборе есть между прутьями.
— Ого, спасибо!
— Там лаз прямо на улицу Батурина выходит. Мужики только так за сигаретами и ходят. Тут-то, в больнице, ларьков нет. Только ты дежурную медсестру свою предупреди. А то если хватиться, а тебя нет. Ты потом отхватишь по пятое число.
— Не знаю, как благодарить, вас Василий Андреевич.
— А что меня благодарить? меня благодарить не нужно, — он полез в карман и достал оттуда два мятых рубля, — на вот, купишь три пачки «Космоса». Нам
