треста служащий, Иван Герасимович. Чудный человек. Единственный мне друг и дорогой приятель. Вместе мы с ним голодовали в свое время и спиртишко пили.
Пошел к хозяйке.
— Вот, — говорю, — представьте себе, пропала у меня ложечка.
А хозяйка и говорит:
— Это ничего. Я. — говорит, — даже рада, потому что дело это поправимое. Вот вам адресок — к дорогой моей приятельнице и знаменитой гадалке-хиромантке. Немедленно идите к ней, она вам за сущие пустяки объяснит и укажет, кто спер, например, вашу ложечку.
Я и пошел.
Прихожу. Темная, представьте себе, комната. Человечий череп на столе. Для испуга, что ли. Кошка тут же вертится. А сама хиромантка бабища здоровая, в нос говорит. для эффекта. И все время подмигивает, и с носу пудра у ней сыплется.
Рассказал я, в чем дело, она карты раскинула.
— Ну да, — говорит, — так и есть: пропала у вас чайная ножечка.
— Столовая, — говорю, — пропала, а не чайная.
Хиромантка нахмурилась и говорит:
— Вы меня зря не перебивайте. Карты не могут врать. Ложка у вас, действительно, столовая пропала, но, может, вы ей чай мешали…
— Да, — говорю, — это верно.
— А если — верно, то пятерку на карты кладите. Только кладите не рваную. Рваную не любят карты.
Положил я пятерку, какая была почище, а гадалка и говорит:
— Ложка ваша украдена брунетом. Если хотите, могу, за известную плату, заочно вам показать личность виновника.
Заплатил я ей еще пятерку, а она в стакан воды набуровила и говорит:
— Смотрите пристально и наблюдайте.
— Нет, — говорю, — ничего не вижу.
— Ну а теперь, — говорит, — бурлит вода?
— Да, — говорю, — когда пальцы крутите, то бурлит.
— Ну, если бурлит, то идите со спокойной совестью домой и ждите, что будет.
Я и пошел.
Прихожу домой.
Какой же, думаю, брунет спер мою ложечку? Уж не дорогой ли мой приятель Иван Герасимович, благо брунет он.
И прошло уже несколько дней… Что такое? Жил Иван Герасимович смирнехонько — тише воды, ниже травы, а тут загулял. Да как еще! В кинематографы ходит, пьет, колбасу жрет — гуляет, вообще.
Ну, думаю, не иначе как гуляешь ты на мою ложечку. На жалованье так не разгуляешься.
И такая у меня к нему ненависть настала, что и сказать невозможно. И однажды не выдержал я характера — заявил в губмилицию.
Надзиратель явился с управдомом. Прошли они к Иван Герасимовичу в комнату. А Иван Герасимович как увидел их — оробел, побледнел, в ноги им рухнул.
— Хватайте, — говорит, — меня! Я преступник. Я растратил казенные суммы.
— А ложечку мою как же? — спрашиваю. Молчит.
Стали его уводить.
— Позвольте, — говорю, — а как же ложечка-то?
Посмотрел он на меня, усмехнулся горько.
— И ты, — говорит, — брат? Нет у меня больше приятелей! Не брал я твоей ложечки. Это знай.
Так его и увели.
И прошел год. Баба моя, помню, приехала из деревни. Принялась раз комнату убирать, глядит: в крысиной норе ложка торчит.
Вот она вещь какая! А приятеля-то я все-таки лишился навсегда. И хотя он и преступник, а все же мне его жалко.
3. Рассказ о герое германской кампании
Как, братцы мои, вы не знаете Васьки Егудилова? Удивительно все-таки. Какого-то, например, бывшего генерала из немцев, Гинденбурга, знаете, бывшего кронпринца тоже знаете, а про Ваську Егудилова ничего не слышали?
Странно это.
Вот говорят, будто генерал Брусилов прорыв под Перемышлем устроил. Так ничего подобного — это Васька Егудилов прорыв устроил.
Васька Егудилов, ей-богу, замечательней какого-нибудь Пуанкаре.
Эх, нет пророка в отечестве своем!
А я Ваську встретил как-то. В пивную мы зашли. По старой дружбишке платил за меня Васька. Небрежно этак выбросил полета. На чай, впрочем, не дал. Человек на него посмотрел, а Васька сдачу спрятал и говорит:
— На чай, братишка, не даю по идее. Это, — говорит. — унижает человеческое достоинство.
А человек говорит:
— Ничего. Вы, — говорит, — дайте, мы привыкшие.
Но Васька не дал. Ну да не в этом дело.
В нынешнее время я не знаю, какой Васька. Говорят, будто он замечательный работник и герой гражданской войны — неизвестно. Я Ваську Егудилова только по царской армии помню.
Ах и растяпа же был человек! Ах и спать же он мог удивительно! Да, можно сказать, он всю германскую войну проспал. Мог он спать подряд цельные сутки. Мог и под ружейную перестрелку спать, и под легкую артиллерию, и под бомбометы…
Так вот какой удивительный случай произошел. 28 июля, кажется, был, братцы мои, по царской армии приказ: наступать до полнейшего искоренения противника…
Что до других армий — неизвестно, а полк наш выступил утром. И дошел наш полк до германской проволоки, и залег там, оттого что сильнейшую пулеметную пальбу открыл неприятель.
Залегли солдаты наши в разных местах, с тем чтобы к ночи назад ползти, а Васька Егудилов, надо сказать, залег в канавку и заснул там. собачий нос.
Под утро отступил наш полк обратно в окопы, а Васька Егудилов спокойно остался в поле.
День проходит, два.
Ну, думаем, погиб наш Васька героем.
А трупов перед окопами навалено было все поле. Жара. Дух смертельный. А убрать покойников невозможно: стреляет противник.
Стали наши генералы да командиры рассуждать, как из положения выйти… Разговоры, сём-пересём, тары да бары, а мертвечинка тем временем разложилась до невозможности.
Только однажды замечаем — флаг белый над противником, и выходит, братцы мои, немчик и заявляет:
— Даем вам два часа на уборку трупов.
Вышли мы с носилками, с лопатами, стали убитых убирать, смотрим: из канавы на носилки лезет Васька Егудилов. Живехонький.
— Стоп, — сказали немцы, — не трогать этого Это пленный.
Стали мы с немцами рассуждать — не разрешают брать. Чуть не заплакал тут Васька. Вынул ручную бомбу да как шмякнет ее в германцев!
Батюшки, что было тогда… Крики, стрельба, пулеметы… И такой возгорелся бой, что и не бывало никогда такого. А к ночи мы повели наступление и прорыв сделали. А говорят, что герой генерал Брусилов. Пустяки это, Васька Егудилов — герой германской кампании.
4. Рассказ о том, как Семен Семенович в Лугу ездил
Ужасно я люблю всякие путешествия. Меня, братцы мои, хлебом не корми, позволь мне только поехать куда-нибудь. Поездом или пароходом — мне это все равно. Главное, чтоб были два или три приятных собеседника. С ними я согласен хоть в Патагонию ехать. Очень мне нравится беседовать с незнакомыми.
В свое время я очень много ездил. А когда бесплатно было, я и с поезда не вылезал.
А
