Смотри, у меня есть змейки заколдованные. Они прыгать умеют!
Леля и не думает поворачиваться. Ставлю одну из змеек на стол, нажимаю на хвост. Дай боже, чтобы память меня не подвела. Змейка подпрыгивает! Ееес… Не подвела память!
— Лель, смотри! — ахает Нина. — Прыгучие какие.
Леля смотрит нехотя, но потом подбегает ко мне и разглядывает бумажных змеек, как чудо какое-то. Веселью ребенка нет предела: она прыгает, хлопает в ладоши и дает им всем имена! Совершенно забыла про банку с разочарованием.
— Надо же. Спасибо.
Бросив на меня быстрый взгляд, словно исподтишка, Нина скупо благодарит, быстро ликвидируя банку и незаметно выбрасывая неудачные игрушки в мусорное ведро.
— У вас хорошо получается отвлечь ребенка. Есть свои дети? — интересуется Нина.
— Нет, своих детей нет, — качаю головой в знак отрицания.
В этот момент Леля вдруг отрывает взгляд от своих новых сокровищ и адресует мне милейшую улыбку.
Прямые ровные бровки, ямка на подбородке, точь-в-точь, как у меня самого, только моя скрыта легкой щетиной, но больше всего поражают глаза.
Я застываю, смотря в эти льдинки, пронизанные светом. Будто смотрю на себя самого, родом из детства.
Все говорят, что мои ярко-голубые глаза — редкость большая. Заметные. Яркие…
Почему Лелины глаза так на мои глаза похожи?
Сердце перехватывает в горле. Пульс учащается, становясь комком в горле.
Мой взгляд неспешно скользит по фигуре девочки. Я цепляюсь за еще одну деталь, от которой сердце просто встает, как вкопанное, и отказывает биться.
На внутренней стороне левого запястья Лели какое-то пятно. Коричневое, продолговатое…
Родимое пятнышко, как будто кто-то небрежно мазнул кистью.
Я невольно натягиваю рукав клетчатой рубашки пониже. У меня такое же родимое пятно…
Смотрю на Лелю, на Нину.
Дышать трудно.
Неужели такие совпадения случаются?!
Или тут… другое…
Спал с ней в прошлом? Такую милашку я бы запомнил... С другой стороны, это примерно... прикидываю... сколько лет назад... У меня был непростой период. С кем я тогда только не...
Мог и не запомнить!
— Скажите, Нина. Кто… Кто отец вашей дочери?
Глава 5
Нина
— Скажите, Нина. Кто… Кто отец вашей дочери?
Я перевожу взгляд на незваного гостя и понимаю, что он смотрит на мою девочку, на мою доченьку пристально-пристально! Буквально взгляда не сводит!
Потом он переводит взгляд на меня и буквально окатывает горячей и одновременно ледяной волной. У него очень красивые глаза — ярко-голубые, цвета летнего неба…
У моей Лели — такие же.
Хм…
Почему я заметила это именно сейчас? Я по очереди смотрю в глаза Алексея, потом — в глаза дочери.
Меня к полу прибивает от похожести. Нет, от идентичности! Те же золотистые крапинки вокруг зрачка, та же темная, яркая радужка…
Я будто в одни и те же глаза заглядываю, и поневоле по коже морозец проносится.
Холодные мурашки выстраиваются цепочкой вдоль всего позвоночника, волоски на коже приподнимаются.
— Нина?
— Что?
— Вы не ответили! — говорит настойчивым голосом Алексей.
Как будто требует!
Интонации у него командирские, а вид… Вид, как у большого босса во главе длинного стола. Того и гляди, отчитает со всей строгостью!
Привык командовать?
Определенно.
Значит, не простой бомжик. Очень непростой.
Но это я уже и так поняла по его дорогой одежде и правильной манере разговаривать, по тому, как хорошо и ловко он управляется со словами и вообще держится в доме моих родителей, словно я у него в гостях, а не наоборот!
— Так вы ответите или нет? — настойчиво спрашивает Алексей.
Он оказывается от меня близко-близко.
Длинные, красивые пальцы обхватывают мой локоть, удерживая меня на месте.
Он так близко. Что… Что он делает?
Зачем так близко подошел?
Еще и трогает меня.
Волнующая дрожь по телу — волной.
Приятный жар изнутри приливает к щекам.
Я чувствую запах миндального геля для душа, я точно таким же умываюсь, потому что только он стоит на полочке в ванной. За исключением Лелькиного геля с ароматом бабл-гам. Но я не хочу пахнуть, как детская жвачка, поэтому всегда выбираю миндаль.
Мой привычный, любимый гель для душа на коже Алексея раскрывается совсем иначе — мягкое тепло отходит на второй план, горчинка выбивается в лидеры. Запах напоминает марципаны, а я их так люблю…
С удовольствием бы полакомилась.
Не Алексеем, конечно, а марципанами.
Да, марципанами. Кажется, я брала конфеты с марципаном, Леля не должна была их слопать.
— Нина?
Алексей наклоняется. У нас приличная разница в росте. Я чувствую себя рядом с ним меньше, чем есть, испытывая ни с чем несравнимое ощущение, когда мужчина превосходит в силе и росте. Дима был чуть-чуть выше меня, буквально на пару сантиметров и не любил, когда я надевала высокий каблук. Кажется, с Дмитрием я вообще разучилась носить изящные туфельки, а рядом с Алексеем…
Черт…
Меня вдруг пронзило такое легкомысленное настроение: захотелось надеть черное, шелковое платье, которое я купила еще летом, но так ни разу и не надела — слишком роскошное, некуда было в нем ходить, и лодочки на тонкой высокой шпильке, распустить волосы и… пойти танцевать.
Что за наваждение такое?
— Вспоминаете, кто это был? Может быть… Не помните партнера по сексу? — интересуется Алексей низким голосом, пустив в него харизматичную хрипоту.
А еще его губы… Они так близко от моей щеки.
Горячее мужское дыхание с ароматом смородины струится по коже, спускается ниже, к шее.
Он, что, обнюхивает меня?!
Мои колени слабеют.
Всегда думала, что выражение “колени слабеют” — это просто приукрашивание, для красоты словца.
Но вот она я, Нина Ежова, уверенная в себе мать-одиночка, не побоявшаяся встретить Новый Год в селе, в компании только дочери, и мои колени… Они как желе! А я… словно клубничный пудинг, дрожу от того, как близко ко мне стоит красивый, высокий мужчина.
Одна его рука крадется на мою талию. Я понимаю это и… проклинаю себя за желание остаться на том же самом месте, на котором происходит нечто невероятное.
Очнись, Нина! Тебя же не околдовали…
С большим трудом собираю волю в кулак и отхожу!
Алексей продолжает на меня смотреть.
К тому же я улавливаю протяжный, довольно громкий, разочарованный выдох. Эй, не думал же он, что склеит меня за секунду?
Возмущенно смотрю на него и говорю, неожиданно перейдя на “ты”
— Остынь! Будешь лапы ко мне тянуть, мигом выгоню тебя охладиться… В сугроб!
Другой бы смутился и принялся
