успел наслушаться ваших местных… Хм-м… Легенд. А надо мне — мешок с золотом, который тут обещали за пустяковую работёнку. А поскольку ваша принцесса (Воздадим хвалы её прелестям и красоте!) — при всём моем безмерном к ней и её отцу уважении! — мне без надобности, как и половина этого вшивенького падишахства, я подыскиваю напарника для завтрашнего дельца. Если у нас получится — он заберёт эти самые полпадишахства и принцессу…
А я — мешок с золотом. Справедливый делёж?
— С…Справедливый. А… Почему ты говоришь это — мне?
— Потому что, как мне кажется, ты тут — единственный человек, действительно беспокоящийся о судьбе этой самой Малики, — при упоминании этого имени мальчишка снова дёрнул плечом и вспыхнул, лишний раз подтвердив подозрения Конана, — А не мешка с золотом и дармового титула придворного лизоблюда!
Паренёк опустил голову вниз, к стоптанным и выгоревшим туфлям, искоса глянув в сторону дворца, и опять закусил губу. Но когда поднял взгляд, Конан поразился: тот пылал такой страстью, что если б у варвара и имелись сомнения, то тут же исчезли бы:
— Твоя правда, чужеземец из Киммерии! Я… Я жизнь готов отдать за спасение Малики из лап этого… Этого… Не знаю, кого! Но в прошлый раз не смог участвовать: не хватило денег на госпошлину!
— Ну-ка, ну-ка, поподробней: что ещё за госпошлина?
— Ну, как, что за… — паренёк, казалось, опешил. Но быстро сообразил, — А, ты же чужеземец! И условий всех предыдущих попыток в день Марпита, нашего священного праздника, не знаешь! Так вот: после первого раза, три года назад, падишах решил, что незачем попросту пропадать деньгам богатых претендентов на звание наследного Принца. И определил сумму налога, который и завтра с утра будут взимать чиновники, отвечающие за сбор претендентского налога. Ну, то есть — с каждого желающего войти в отпертые ворота дворца!
— Так значит, ты…
— Да, я, наконец, набрал денег достаточно, чтоб заплатить. Ну, и оружие кой-какое прикупить…
— Ага. Отлично. Что ж, парень… Кстати, как твоё имя?
— Садриддин.
— Что ж, Садриддин, согласен ли ты объединить наши усилия на условиях, которые я предложил?
Паренёк замялся было, но тут же криво усмехнулся: похоже, над самим собой:
— Конечно, согласен, Конан-киммериец. Ты ведь с самого начала ко мне приглядывался, и понял, что мне плевать на золото и падишахство! Мне нужна только сама!..
— Знаю. Значит, договорились: завтра в полдень, здесь, у ворот.
— А… Почему — в полдень?
— Ну, как же! Я не люблю толкаться, занимать очередь, и препираться с ретивыми конкурентами, храбро, или нагло лезущими вперёд. Пусть все нетерпеливые и самоуверенные претенденты на должность зятя, уже войдут! Да и нам, — Конан хитро подмигнул, — спокойней будет, зная, что вперёд уже кто-то пошёл.
— Ага, понял. То есть, ты…
— Ш-ш! — Конан приложил палец к губам, — Не забывай: мы — на базаре. Здесь даже у стен растут уши. Так что, что бы я там не предполагал, высказывать вслух этого не надо.
— Всё понял. Ты предусмотрителен и осторожен, чужеземец. Кроме того твои… э-э… мускулы позволяют надеяться на то, что наши шансы…
— Скажем так: неплохи! — Конан поиграл налитыми буграми бицепсов, грудными и прочими мышцами, рельефно выделявшимися на его загорелом и как всегда обнажённом по пояс, на котором привычно висел огромный по местным меркам меч, торсе, — А сейчас нам лучше просто разойтись. До встречи, Садриддин!
— До встречи, Конан!
После того, как столь несхожие личности, и правда, разошлись, из узкого проёма между лавками высунулась чьё-то, похожее на лисье, загорелое почти дочерна, лицо. Взгляд внимательно прищуренных карих глаз испытующе упёрся вначале в спину киммерийца, а затем — и Садриддина. После чего, завернувшись в лохмотья-обноски поплотнее, неприметный тощий человечек убрался в свою нору.
В обеденном зале караван-сарая к вечеру оказалось не просто людно, а чертовски людно. Конану пришлось разделить стол с какими-то не то — скотоводами, (не иначе как пригонявшими баранов на продажу) не то — дехканами. Правда, эти измождённые и дочерна загоревшие бедолаги на неприятности не нарывались, и безропотно освободили по его требованию ставший привычным для него за последнюю неделю торец стола.
— Эй, Вахид! — Конан кивнул повару, которого видел прямо через широкий проём кухни. Когда усатый плотный зингарец обернулся на громовой голос, варвар закончил:
— Мне — как всегда.
Кивнув в ответ, мужчина с красным от пышущих жаром казанов, лицом, отвернулся к плите, что-то буркнув поварёнку постарше. Не прошло и минуты, как перед киммерийцем красовалось огромное блюдо с чуть не половиной барашка, зажаренного на вертеле. И, разумеется, добрая кружка вина — ёмкостью не меньше полбурдюка.
К этому времени все, кто тоже обернулся на зычный голос северного гиганта, напялившись вдоволь, повернулись обратно к своим мискам и сотрапезникам. Конан приметил, кстати, и ту пятёрку, что шушукалась о чём-то на базаре, и ещё три-четыре группки — явно претендентов. Они, кто — вдвоём, а кто — втроём, ужинали здесь же. Ну и правильно: еда у Вахид-ака всегда славилась отменным вкусом. И порции он накладывал без обмана!
Конан, отрывая куски от туши прямо руками, принялся за дело. Соседи-скотоводы, попереглядывавшись, да повздыхав, продолжили свою трапезу. Правда, отнюдь не с таким аппетитом — у них на ужин были только лепёшки да фасоль. Запивать которые приходилось жиденьким чаем. Варвар, хоть и делал вид, что всецело поглощён приёмом пищи, и не забывая чавкать и довольно крякать, тем не менее чутко вслушивался в царящий вокруг, и для нетренированного уха вроде бы абсолютно неразборчивый, гомон-ропот.
— …три барана! А я ему говорю: за мою Гюзель три барана — это курам на смех! Такая умница, красавица, с пяти лет готовит — пальчики оближешь! А сейчас, когда ей сравнялось тринадцать — вообще может приготовить хоть на роту сардоров! Нет, говорю, давай пять — и не меньше!..
— …вовсе не такие тонкие и прозрачные, как китайские. Нет, в кольцо, конечно, не проходят, но зато — какое шитьё! Уж на золотые нити я не скуплюсь! Наши платки и чадры — самые узорчато-расписные во всём Хурассане, а здесь их и за два брать не хотят!..
— Нет! Вначале стигийцы захватили только порты на юго-востоке! А король Вездигдет их оттуда!..
— …сами пошли, никто на аркане не тянул! И когда к закату не вернулись, всё стало понятно! Сожрала их — Да упокоятся их души с миром! — чёртова тварь! — ага! А вот это — то, что стоит, пожалуй, послушать дальше. Конан отпил солидный — в полкружки! — глоток, и продолжил якобы кусать и жевать, водя глазами по залу,
