class="p1">Подписываться или прислонять перстня к бумаге не стал. Отдал письмо мальчишке. Тот взял его и спрятал под куртку, но не ушёл, а сказал:
— Господин купец обещал, что вы дадите мне крейцер за беготню.
— Как тебя звать? — спросил его барон, не спеша доставать деньги из кошелька.
— Ёган, господин, Ёган Ройберг.
— А кто твой отец, Ёган Ройберг?
— У меня нет отца, господин. Он умер от чумы, потому что остался в городе сторожить дом и мастерскую. Мы с мамой и сестрой теперь живём при дяде, а господин купец — наш сосед.
Барон понимающе покивал и снова спросил:
— Ну а в какую церковь ты ходишь?
— Я, мама, сестра и дядя, и тётя, и мои кузены, — мы все ходим в церковь Гроба Господня, что у северных ворот. Мама говорит, что мы праведной веры люди.
— Твоя мать мудрая женщина, — сказал Волков и стянул с головы мальчишки капюшон, потрепал его по волосам. — Мне как Рыцарю Божьему приятно это слышать.
После он высыпал из кошеля мелочь на ладонь и отобрал три мелкие серебряные монетки.
— Вот тебе три крейцера, но помни — язык держи за зубами.
— Помню, помню, буду держать. Никто от меня и слова не услышит, — говорил мальчуган, забирая деньги. — Про то мне ещё господин купец говорил.
Он тут же убежал, а Волков, присев на одну из солдатских лежанок рядом с печкой, снова развернул листы со списками.
Филипп Топперт — а составлял эти списки несомненно он, — был человеком ответственным, обстоятельным и истинно верующим. Волков усмехнулся: а может, просто очень не любил преуспевающих земляков. Он стал читать:
«Вольфганг Шибенблинг, первый бондарь города, второй человек в гильдии бондарей, также член гильдии дегтярей. Имеет двух братьев и поместье Геленгс, где бочки и делаются. Также имеет четырёх дочерей и пять племенников и племянниц. Торгует дубом и другим лесом. Имеет склады в Херпе и на пристанях. Выставляет от себя шесть кавалеристов и десять людей пеших и шесть арбалетчиков. Лютый безбожник, очень богат, жертвует деньги на их капища. Имеет два дома, один у Арсенальных ворот, второй, в котором и проживает постоянно, на улице Жаворонков». То есть с этим Вольфгангом Шибенблингом генерал жил сейчас на одной улице.
«Какая прелесть. Нужно будет порасспросить про него у хозяйки моего дома, госпожи Хабельсдорф».
Глава 4
О, Топперт был и вправду молодец. Волков просил у него список первых городских еретиков на десять человек, а он не поленился и написал о двадцати трёх. Тут были первые купцы, домовладельцы, банкиры, первые лица городских гильдий и коммун. Список был составлен с любовью и подробностями. Филипп Топперт очень старался и, учитывая, как быстро и как подробно список был написан, понятно было, что человек вложил в эту работу душу и был готов к ней заранее.
Только чтобы прочесть всё это, барону потребовалось полчаса, а к концу списка он с удивлением понял, что трое из этого списка проживают на улице Жаворонков. Неудивительно, улица была чиста и тиха. Она не походила на те улицы, что вечно забиты телегами и тачками, где дымят кузни и воняют прогорклым маслом дешёвые харчевни.
Генерал снова вернулся за стол, где Дорфус с помощником рисовали карту; барон рассматривал нарисованные улицы и иной раз заглядывал в списки, чтобы понять, где селятся нобили еретиков.
Ещё до обеда в казармы вернулся фон Флюген. И взглянув на него, Волков едва не засмеялся. Молодой человек придерживал левую руку, а ещё на его лице от носа и под оба глаза растекался пурпуром свежий синяк. И настроение у него было не очень хорошее, а когда генерал отозвал его в сторону и спросил, что произошло, оруженосец ответил:
— Это всё ублюдок Герхард Фабиус.
— Что он сделал?
— Сначала, когда я подошёл к ним, чтобы посмотреть, как двое из них будут драться на мечах и кинжалах…, — начал свой рассказ оруженосец.
— Двое… Местные ученики школы?
— Ну да… два взрослых горожанина. Их судил мастер, и я встал рядом с ареной, а один бюргер встал рядом со мной, это и был проклятый Фабиус.
— И что, он ударил вас?
— Нет, — бурчал юноша. — Сначала я с ним заговорил. Спросил, по каким правилам будут драться. Ну а он мне ответил. Всё объяснил, я подумал, что он благородный человек…
— Часто ли вы видели благородных бюргеров? — усмехался генерал.
— Я просто думал: раз люди учатся владеть благородным белым оружием, то они и должны быть благородными. А если…
— Ладно, ладно, — перебил его генерал. — Об этом после. Что же устроил этот благородный бюргер Фабиус?
— Ну, сначала мы смотрели, как идёт поединок, и разговаривали с ним, он рассказывал мне, кто из бойцов с каким оружием сильнее, он казался мне достойным человеком.
— И что было дальше?
— А как поединок закончился, он и говорит, мол, надо проверить и меня… Ну, каков уровень моего мастерства.
— Но я же запрещал вам вступать в поединки с местными, — напомнил генерал.
— Я ему так и сказал, а он сказал, что настоящего оружия мы использовать не будем, а возьмем шесты. И что отказываться я не должен, чтобы все в школе не подумали, что я трус и все люди герцога трусы.
Барон уже понял, что разрешение фон Флюгену посещать фехтшуле было ошибкой. Он вздохнул и спросил:
— Вы когда-нибудь упражнялись в работе с шестом или копьём?
— Отец говорил мне, что шест — оружие черни, а единственно достойное копьё — это копьё для кавалерийского боя.
— Ясно; и вы, значит, согласились на поединок с незнакомым соперником и незнакомым вам оружием?
— Так они все меня подбивали, окружили и говорили: не бойся, не бойся, это же просто учебный поединок. Вот я и согласился.
— А вы, фон Флюген, не по годам умны, — едко заметил барон.
— А что… Они казались милыми людьми, я думал, что подружусь с ними, особенно с этим Фабиусом.
— Ну понятно… Значит, вы вышли с ним на арену. И что же там произошло?
Юноша стал рассеянно смотреть по сторонам и вздыхать.
— Отвечайте вы уже! — строго произнёс генерал.
— Он стал бить меня, — наконец выдавил фон Флюген. — Я думал, это будет учебный
