с детства видится большим,
Где тьма неведомых вершин,
Но губит турникет кураж –
И нужен лифт на свой этаж…
***
Я могу посчитать все слова,
Что друг другу мы дарим за день,
Наберётся и сотня едва:
Этикет да в быту дребедень.
И безгласности эта печать
Неотступно дилемму несёт:
Иль нам вместе комфортно молчать,
Иль меж нами уж сказано всё…
***
Говорят, есть за этой – другая,
И, коль буду у входа стоять,
Я на этот конец с того края
Об увиденном дам тебе знать…
***
Собирается в области сердца гроза,
Первой грустью солёной лицо уже смочено:
Я сморю в нечужие пока что глаза
И по взгляду читаю, что всё уже кончено…
***
Несчастливые люди рожают несчастных детей,
И клеймом этим мечены разных эпох поколенья –
И по свету кишат миллионы бездольных людей,
Обречённых плодить по подобию новые звенья…
***
Сперва редели завтраки и ужины совместные,
За ними следом – вылазки в театры и кино,
Двуспальная на две уже распалась одноместные,
И общим остаётся лишь молчание одно…
***
Ты пахнешь рубашками старого деда,
Впитавшими дым и душок сигарет.
Давно уже нет на земле его следа,
Но он никотиновый твой трафарет…
***
Кошмары – полуночные разбойники,
Глубинных страхов преданные сброды,
Велят, чтоб незнакомые покойники
Приснились к изменениям погоды…
***
Монохромные мысли съезжают в гурьбе
Прямо в сердце из мозга по горке отвесной:
Если долго и часто копаться в себе,
Можно встретиться с чёрной пугающей бездной…
***
Горькой правды как обличье показать?
Как смягчить невыносимое прощание?
Иногда так много хочется сказать,
Что выходит лишь тяжёлое молчание…
***
Сложу в два кожаных мешка
С глубоким цветом синяка
Бессонницу, невроз, усталость,
Болезнь, трудоголизма малость,
Глядение в дисплей часами –
И пусть теснятся под глазами…
***
В конце так много хочется сказать:
Открыться и излиться до прощания.
Но речь в плену у горького молчания –
Сковала губы скорбная печать…
***
Поют о жизни, льются негой в уши
Покойники на разных языках:
Бессмертны и талантливы их души,
И музыка нетленна в их устах…
***
Штукатуркой замажу подтёки,
Подрумяню следы синяков:
Канонично избитые щёки
Ждут от добрых людей тумаков…
***
Если время грузиться прожитым пришло,
Самоедствовать из-за ушедшего,
Не печалься о том, что сбылось и прошло:
Впереди ещё много прошедшего…
***
Мне в кальковых буднях «с-восьми-до-пяти»,
Зажатых в дистресс, будто в жёсткие кольца,
Одна мотивация встать и идти –
Глоток кратковременный редкого солнца…
***
Одиночества горький недуг
Скрасит редкий, но подлинный друг,
Будет, за руку крепко держа,
Согревать, чтоб не мёрзла душа…
***
Обниму тебя за плечи
Хоть на несколько минут,
Ценность этой краткой встречи
Ротозеи не поймут.
Напоследок улыбнувшись
Нежности твоих очей,
Я уйду, не оглянувшись,
К своему, а ты – к своей…
***
Отпела уж Полночь сегодняшний день,
Вчерашней земле предала,
Невинное Завтра под Млечную сень
На сутки с собой привела,
Чтоб, жизнью испачкав, опять хоронить
В гробнице прошедших часов,
Чтоб времени ход неизменным хранить,
Былое прикрыв на засов…
***
В ежедневнике осталась
Горстка девственных листов,
На исписанных – усталость,
Шерсть накопленных хвостов.
Время дико разбежалось
В вихре зимних холодов –
Год прошёл, оставив малость:
Пару фото с парой слов…
***
Уж спилены старые ели,
Сарайчик сровняли с землёй,
Забор, под которым сидели,
На свалку пошёл со скамьёй.
Уже не скрежещут качели
На хриплых преклонных крюках,
Ковры уж своё отвисели
На пахнущих ржой турниках.
Глядит новострой по соседству
С панельно-стеклянных вершин
На двор, где отдались мы детству,
Который был раньше большим.
Из окон в ночном полумраке
Чужой разливается свет:
В знакомом с пелёнок бараке
Знакомого более нет…
*** (памяти Веры Андреевны Бышкало)
Бабушка с котом на хилой лавке
Прячется от солнца под листвой,
Выжившая в той фашистской давке,
Помнящая тот безумный вой.
Тонкими иссохшими ручьями
Тянутся к озёрам мудрых глаз
Мелкие морщины, что слезами
Щедро были смочены не раз.
Луч, прилипший к старенькой булавке,
Спит над облинялым рукавом,
Бабушка с котом на хилой лавке –
Память в скромном платье вековом…
*** (семье Бышкало, д. Княжеводцы)
Люди в доме рядом с вишней
На скрещении дорог
С чистой щедростью давнишней
Просят на родной на порог.
С почернелыми руками
От припёка и работ,
С чуть сутулыми плечами
От назойливых невзгод,
С безразмерно добрым сердцем,
С лаской и теплом очей,
Люди в доме с синей дверцей
Греют простотой речей.
В хате солнечного цвета,
Что видна со всех дорог,
Люди, что светлее света,
Благодатно дай вам Бог…
***
Кем бы она ни была,
Где бы она ни жила,
Сколько б ни жгла все мосты,
Дома ждала её ты.
Кто бы ей что ни сулил,
Как бы её ни хулил,
В лучшие только черты
Искренне верила ты.
Как бы она ни врала,
Сколько б хлопот ни несла,
Выходки все и финты,
Стойкая, вынесла ты.
Стала спиной к ней родня,
Но не бывало и дня,
Чтобы, молясь на кресты,
Дочку не вспомнила ты.
В дальней чужой стороне,
Тихо уйдя в мирном сне,
Знала у крайней черты:
Любишь её только ты…
С аппетитом
***
Заманчиво выставив чубчик петрушки,
Предательски пухлые пахнут пампушки
И манят своим загорелым бочком,
Натёртым для вкуса густым чесноком…
***
Придёт во сне манить рельефным телом,
Захватит сливки в качестве эскорта,
Тот самый, на кого тайком глядела, –
Кусочек не пригубленного торта…
***
Мякоти свежей натрескаюсь вдоволь
Яркого винно-бордового цвета
С редкой кислинкой и ноткой медовой
В спелом июне вишневого лета…
***
Укроп-подросток отпустил густую чёлку,
В зелёный цвет покрасил дерзко стебли-пряди –
Отправлю сорванца я на засолку,
Когда достигнет в хохолке он доброй пяди…
***
Жареные плоские пельмешки,
Будто бы личинки чебуреков,
Выручат в разгар голодной спешки
Брюшко от урчащих громких треков…
*** (о катаифи, традиционном греческом десерте)
Волосы ангела в приторном рыжем сиропе
Плотно укутали крошенный грецкий орех –
Стройные вещи робеют, стыдясь, в гардеробе
Из-за полночных питательных плотских утех…
***
На тарелке свежежареное солнце,
Молоком сгущённым выпачкав бочок,
Распластав веснушки кратеров на донце,
Вилке алчущей попалось на крючок…
***
