От одной только мысли о том, что нам с Ланкешем предстоит расстаться, и очень скоро, делалось дурно. И всё же эти мгновения невозможного, совершенно сумасшедшего счастья пьянили такой могучей, ослепляющей, сбивающей с ног и выбивающей из груди дыхание силой, силой, разрастающейся до размеров Вселенной, что даже боль от предстоящего расставания становилась всего лишь мыслью.
Иллюзией в ослепляющем величии Здесь и Сейчас.
Говорят, каждой супружеской паре отмерян свой резерв счастья... И независимо от того, сколько продлится брак на земле – сотню лет или всего три дня, они сполна получат отмерянное им блаженство.
В этот бесконечно длящейся миг, в чутких сильных руках нага я сполна осознала древнюю мудрость.
Всё счастье мира наполняло меня, стекаясь со всех концов Вселенной! И, переполнив, принималось расплескиваться через край!
- Моя… Лирэль, - повторял Ланкеш, жадно лаская мои губы, щёки, шею, сжимая до лёгкой боли налившееся томительной слабостью тело, которое оживало под лавиной света его касаний. – Моя дева Адори… Моя мистѝк, моё сокровище…
- Твоя, - отвечала ему в унисон, задыхаясь. – Только твоя. С этой самой минуты каждый мой вдох и выдох, каждая мысль, каждое биение моего сердца принадлежат тебе, славят тебя. Ты – моё дыхание, мой смысл всего… Ланкеш… муж мой… Тот, кто вернул мне веру…
Врата вдруг исчезли, лицо облизало знойным стоячим воздухом и… гарью, смешанной со смрадом горелой плоти.
Золотые Пески…
Когда-то, и даже не так давно, они, без сомнения, были таковыми…
Сейчас же наши стопы утопали в чёрной оплавленной почве. Мёртвой, безжизненной. Неприятно влажной. Тут и там из неё торчали тела… Куски тел. Головы со страшными пустыми глазницами, чёрные горелые хвосты...
По бывшему песку текли багровые ручьи с тошнотворным сладковатым запахом.
Я поскользнулась, упала и съехала в овраг с обгорелыми останками нагов и деревьев… Должно быть, один из тех самых чудесных оазисов, о которых говорил Ланкеш. Самое дивное и чарующее место из всех, что есть в девяти мирах…
Захлебнувшись беззвучным криком, я принялась карабкаться из оврага, и, когда получилось, побежала следом за Ланкешем.
В центре бывшего города, прямо в руинах были выложены мёртвыми телами в золотых одеждах огромные буквы.
«ВЕРНИ МОЁ, НАГ» - гласила страшная надпись.
Ланкеш упал, как подкошенный: могучий хвост перестал держать его.
Рухнул на чёрную землю плашмя, и, уперевшись в оплавленный песок мощными руками, заорал.
И кричал так страшно и так долго, что я решила: он лишился рассудка.
Глава 8
После проведённого Ланкешем Ритуала Погребения мы выходили из пустыни по туннелям, образованным зыбучими песками. Чтобы не набрать полные глаза и нос песка, приходилось зажмуриваться изо всех сил и затыкать нос клочками ткани. Ланкеш сгребал меня в охапку, накрывал губы своими, и мы неслись по нескончаемым коридорам с сумасшедшей скоростью. Как же мало было в этих жизненно необходимых соприкосновениях губ от поцелуев… Ланкеш сминал мои губы грубо и властно, словно гасил курительную трубку. Однажды во время передачи воздуха губы его задрожали и я поняла, что наг изо всех сил борется с искушением отпрянуть от меня. Дать умереть той, из-за кого он утратил семью, родню, город... Той, из-за кого Золотые Пески навсегда утратили своё золото, а чу̀дные оазисы безвозвратно иссякли…
Не знаю, что дало ему силы всё же он не отпрянуть, не отвернуться… Ланкеш больше не говорил со мной. Совсем.
Похожие один на другой дни мелькали чередой вспышек рассветов и закатов, обжигающего зноя – днём и пробирающего до костей холода пустыни по ночам.
Моё внезапное счастье оказалось слишком быстротечным, слишком зыбким, слишком неуловимым…
Однажды я не выдержала и заговорила с Ланкешем сама.
Приблизилась к нагу сзади, положила пальцы на могучее плечо. Он вздрогнул, но не обернулся.
- Ланкеш, - позвала я. Голос был хриплый после долгого молчания. – Послушай, пожалуйста.
Ланкеш молчал. Напрягся, даже сжался как будто… словно мощная живая пружина, готовая разжаться в любой момент. Но он не прогонял меня, поэтому я продолжила говорить.
- Когда ребёнок родится, я спрячу её у эйлеоров, в Небесном Мире, в Скайлока... И пойду с тобой. В ваше Святилище, к вашей Первой Нагини, требовать Справедливого Суда Праматери. Пожалуйста, позволь мне сделать это. Позволь пойти с тобой.
Молчание Ланкеша было таким долгим, что я уже не ждала ответа. Просто села рядом, старалась дышать как можно тише.
Когда он заговорил, я вздрогнула.
- Ты не можешь требовать у Праматери… глупая… лирэль.
- Да, я глупая! – обрадованная до одури тем, что Ланкеш заговорил, я забормотала быстрее. – Я очень глупая, ты совершенно прав… Вся моя жизнь прошла в Башне Безмолвия, рядом не было никого, кто научил бы меня мудрости. Но ты… Ты дал мне то, о чём я не смела и мечтать. И я могу поклясться перед богами, что даже эта моя жизнь была счастливой, благодаря тебе. Я дышу только для тебя, помнишь? Каждый мой вдох, каждый выдох… биение сердца – Твоя Слава. Не только наги умеют держать Слово. Клятва многоликой, даже лишённой силы, как я, нерушима. Ты – моё дыхание, Ланкеш.
8.2
- Глупая… лирэль, - глухо повторил он.
Наг развернулся резко, стремительно – так быстро, что я не успела отследить его движения. В следующую минуту я оказалась опрокинутой на землю, уткнутой лицом в пыль, с бесстыдно задранной рубахой. С рычанием, мало напоминающем человеческое, Ланкеш рванул завязки шальвар.
Он овладел мной быстро и грубо, наспех, совершенно не заботясь обо мне. Я лишь повернула голову, чтобы получить возможность дышать и не смела пошевелиться, даже когда он откатился в сторону и, поднявшись, ушёл к костру.
С тех пор Ланкеш заговорил со мной снова. Говорил он мало и сухо, и только по делу. Но я видела, что страшные чёрные путы, оплетающие его тело стальными обручами, разрываются одна за другой.
В наш зыбкий, чудом воцарившийся мир, вернулась близость. Ночью, днём… Ланкеш брал меня не спрашивая, не предупреждая. Просто валил на землю и набрасывался с ненасытностью дикого зверя. Наверное, другая на моём месте решила бы, что наг мстит мне за пережитое, в конце концов, разве та, кто разрушила всю его жизнь достойна большего?
Но я, как это ни странно звучит, была особенно счастлива в эти моменты.
Сен-Лур всегда воздействовал на моё тело и сознание своей волей, вынуждая сгорать заживо от страсти и разрывающего изнутри желания. В том, что было между мной и драконом, не было и намёка на близость, лишь изощрённое, мучительное унижение. Отняв мою силу, дракон не остановился на этом: ему нужны были мои эмоции, нужна была эта отравляющая мою душу ненависть, направленная на самое себя, на собственную слабость и бессилие… Ненависть, подтачивающая меня день изо дня…
