волшебником выросло еще сильнее. Скорее бы чему-то там обучиться и вернуться к нему!
— Для начала расскажи мне, как ты воровал и что думал при этом, — приказал Вейвар.
— Первый раз я принес хворост для растопки на кухню. Кухарку позвали, она вышла, а я полез в ларь с хлебами. Они были большие, поэтому я взял отломанный кусок и сунул его под рубаху.
— Хорошо, значит тебе понятна первая заповедь вора: бери только то, что легко унести. Например, залезешь ты в богатый дом, а там стоит стул времен первого короля. Мало того, что таких осталось дюжины две, так он еще и богато украшен слоновьей костью, была тогда такая мода. И что? Понесешь его по улице перед собой на вытянутых руках? До первого стражника? Нет, ты украдешь золотую цепочку, да немного монет — все что в кабинете есть маленького и ценного. Давай дальше.
— Потом один раз я был в саду, собирал падалицу. Надсмотрщик отвернулся, а я зашел за дерево, подобрал яблоко и сунул себе в штаны. Уже был вечер и он издали его не видел.
— Ладно, дам тебе вторую заповедь: бери только то, что легко сбыть. Пусть ты этот стул все-таки украл. И что ты с ним будешь делать? Они все наперечет, у тебя его никто не купит: побоятся стражников. А золотую цепочку ты продашь легко. Главное, знать правильного человека, который тебя стражникам не выдаст. Дальше.
— А дальше — все. Я больше не воровал.
— Ну, и у меня заповеди кончились. Пойдем, я преподам тебе первый урок.
Они вышли из комнаты, свернули за угол и оказались в другом коридоре.
— Иди до конца, — приказал Вейвар.
Шарби прошел по скрипучему полу и обернулся к учителю.
— Слышишь, скрипит! Когда научишься ходить так, чтобы слышно не было, позовешь меня.
Вор ушел, оставив мальчика одного. Шарби начал усердно ходить взад-вперед, но половицы скрипели по-прежнему. Ему стало страшно: он не сможет ходить бесшумно, Вейвар отправит его назад, а Мастер-Лорд прогонит его: зачем он ему такой нужен. В отчаянии он начал рассматривать пол, и обнаружил, что щели все были разные. Он попробовал наступать так и эдак и, вдруг, ступив на половицу определенным образом, он не услышал этого ужасного скрипа. Второй раз так не получилось, но Шарби воспрянул духом и начал пробовать… День уже давно перевалил за полдень, хотелось есть и пить, от напряжения болело все тело, но Шарби не прекращал попыток. Наконец, ему удалось пройти совершенно бесшумно, и он на заплетающихся ногах поплелся в каморку к Вейвару. Тот сидел на постели и что-то делал двумя железками.
— А ты упорный, — с одобрением сказал вор, увидев мальчика, — другой бы давно бросил. Ну как, хоть что-нибудь получилось?
— Получилось, — ответил Шарби.
— Показывай! — Вейвар отложил железки и пошел в коридор.
Как ни старался Шарби, одна из досок все-таки предательски скрипнула. Он замер в испуге, но Вейвар только рассмеялся:
— Нормально! Скрипнул раз, ступаешь громко, но, на первый раз, хорошо! Пошли со мной.
В комнате Вейвар дал мальчику большой кусок хлеба с сыром и кружку теплой, слегка застоялой воды. Еще десять дней назад это показалось бы Шарби роскошной трапезой, но теперь он вспоминал жареную свинину, осьминога в остром соусе, пирожные и ароматный чай… Он постарался ничем не выдать своих чувств.
— Туалет — в том коридоре, до конца, — буркнул Вейвар, не отрываясь от своих железок.
— А что ты делаешь? — осторожно спросил его Шарби.
— Новую отмычку, замки взламывать.
Шарби пошел в туалет и обнаружил дыру над выгребной ямой. Хорошо, хоть бумага там была — пусть и довольно жесткая. Вернувшись к учителю, он увидел подстилку с тощей подушкой и лоскутным одеялом. Осталось только вздыхать по кровати с чистым бельем. И почему Свева называла ее неудобной? Видела бы она эту подстилку!
— Давай-ка займемся делом посложнее. Чтобы хорошо воровать, нужно быть незаметным. А как это сделать? Когда ты будешь работать с напарниками, они смогут отвлечь внимание цели. Но что, если ты один? Человек не так уж и мал, хорошо виден, но можно сделаться менее заметным. Вспомни, как ты ощущал присутствие других людей, не видя их. Помнишь?
Шарби кивнул.
— Выдает звук шагов, дыхание, пристальный взгляд и даже мысль! Бесшумно ходить ты почти умеешь, тихо дышать может каждый, таращиться людям в затылок ты не будешь, остается одно — мысль! Не думай — и станешь невидимым! Все достаточно просто: взгляд опущен, все движения неторопливые и плавные, дыхание незаметное. Главное — сожми руки в кулаки! Вот, теперь смотри на них, ощути их разом, удерживай их в своем сознании: только кулаки, оба одновременно, ничего больше! Чувствуешь странное состояние? Теперь у тебя нет мыслей в голове! Но ты можешь понимать, что я говорю, и делать, что нужно. Давай, проверим, как у тебя получается. Расслабься и представь, что ты — стальная балка. А твои вытянутые руки — железные прутья. Представил? Вот, я нажимаю совсем несильно — и твоя рука опускается, потому что я намного сильнее. А теперь не думай! Почувствовал, что я нажимал сильнее, а твоя рука сопротивлялась этому? Такова сила безмыслия! Нужно лишь представить, что надо делать, перестать думать — и ты сделаешь это лучше, чем когда твой разум заполнен всяким мусором!
Шарби покрутил головой, избавляясь от странного состояния.
— Тренируйся. Да, Искатель так и не смог освоить этого умения: магией он мог больше. Да, что тут говорить, ты сам видел, как он это делает. Но мы — не маги. Для нас это — единственная возможность стать невидимыми. Тренируйся!
От часа тренировок у Шарби разболелась голова, и Вейвар разрешил ему лечь спать. И, хотя подстилка была жесткая и неудобная, он уснул сразу же. Снов не было по-прежнему. Утром Вейвар дал ему кусок хлеба с засохшим мясом и позвал с собой на главный рынок города.
Этот рынок был расположен далеко от порта. Шарби опять был ошеломлен шумным городом, но уже не было руки, за которую можно уцепиться. Вейвар шел быстро, и, чтобы не отстать, Шарби пришлось бежать. С выносливостью у него было все в порядке, но бежать пришлось долго, почти час, и он порядком устал. Вейвар прошел через весь рынок, протискиваясь сквозь густую толпу. Шарби чуть не умер от мысли, что он может здесь заблудиться и сумел держаться рядом с учителем. В маленькой лавочке вор завел какой-то разговор о марках стали и видах закалки, а потом вдруг резко обернулся к Шарби, будто только
