места и резко, с небольшим заносом, входим в поворот на перекрёстке.
Едем в полном молчании. Осознаю, что происходит. Моя жизнь катится куда-то по наклонной. Слёз нет. Руки трясутся. Впереди большая яма неопределённости. Знаю пока только одно — подам на развод. Я настроена решительно. Будет непросто… В особенности уговорить мужа выплачивать кредит самому. Ведь я ни копейки из него не потратила, всё отдала Олегу. Надеюсь, у него хоть немного совести и благородства осталось.
Пальцы на ноге, оставшейся без кроссовка, мёрзнут. Сгибаю ногу и закидываю ступню на колено другой. Обхватываю пальцы и пятку руками, пытаюсь согреть.
У Снегирёвой сдают нервы, и она лупит Игоря, куда попадёт.
— Это ты во всём виноват! Я тебе говорила — поехали на такси! Нееет… Света! На своей надёжнее будет! — передразнивает Игоря.
— А разве я был не прав? Мы ехали в клуб, таксист бы уехал, и всё! А на машине проще и удобнее.
— Ты сейчас серьёзно Игорь? Это не машина, а колымага. Она же разваливается на ходу. Нужно купить свою, а не брать у деда.
— Мы пока не можем себе позволить, и ты об этом знаешь! Немного потерпи. Совсем чуть-чуть за квартиру ипотеку выплатить осталось и прекрати меня бить!
Снегирёвой тяжело. Она устала и хочет жить не хуже наших общих знакомых. Прекрасно её понимаю. Но и Игорь ведь не сидит сложа руки, работает.
— Свет, он ведёт машину, не отвлекай. Успокойся. Если мы ещё в аварию попадём, моя нервная система не выдержит, — хриплым голосом пытаюсь воззвать её к уму-разуму.
Подруга шумно вздыхает, цокает и смотрит перед собой прямо на дорогу.
— Едем-то куда? — тихо спрашивает Снегирёва успокоившись.
— Ко мне домой, наверное.
Игорь кивает и молча, перестраивается в другой ряд.
— Так что там у тебя случилось? — интересуется подруга.
Нашему супер водителю, который путает газ с тормозом тоже интересно. Он прямо подобрался и навострил уши.
— Олег мне изменил, Свет. Я сама видела всё своими глазами. Было так мерзко. Меня будто ведром помоев окатили.
— Ага… так…угу… и ты решила его простить, потому что на тебе кредит и стыдно возвращаться к матери в деревню?
— Нет.
— Ох…ты беременна, и ради малыша решила сохранить семью?
— Да нет же, Свет! Мне документы свои забрать нужно и вещи хоть какие-то. Я вообще, в одном кроссовке сижу, — выпаливаю я и начинаю опять плакать.
Жалко так себя стало.
— Фух… я уж было подумала… Ладно, не реви. Ты не одна. У тебя есть мы. Обязательно что-нибудь придумаем. Не бывает безвыходных ситуаций. Да, Игорь? — сурово спрашивает парня, который неохотно кивает, понимая, во что попал.
Подъезжаем к дому. Смотрю на детскую площадку, клумбы с цветами, которые сама сажала. Они поздние и ещё цветут. В голову лезут воспоминания и все тёплые, хорошие, самые лучшие. В груди щемит.
Мне нравится этот дом и район классный. Вместе с Олегом выбирали квартиру, и я настояла именно на этой. Правда, это было до заключения брака, и никаких прав я на неё не имею.
Света с Игорем остались ждать в машине. Да и смысл им подниматься? Я быстро. Задерживаться не собираюсь. Не хочу застать возвращения Олега. На сегодня разборок с меня хватит. Я морально истощена.
Захожу в подъезд. Вызываю лифт. Жду.
Время тянется, как резиновое, лифт никак не подъедет. Нервничаю.
Уже поздно, но дверь на первом этаже приоткрывается со скрипом — выглядывает бабушка — Глафира Семёновна.
Любопытная какая, и чего не спится?
Она рассматривает меня, качает головой. Представляю, какой у меня видок.
— Лерочка, погоди! — тянет дребезжащим голосом Глафира Семёновна, и молодцом, будто ей не 73, а 18 лет спешит ко мне.
Стараюсь держать себя в руках — бабулька добрая, просто старая и одинокая. И по ночам не спит, блин. В глазок подглядывает, когда слышит, что кто-то в подъезд заходит и лифт вызывает.
Натягиваю дружелюбное выражение.
— Слушаю вас.
— Ты не могла бы мне помочь? Фонарик на телефоне включился, не разберусь, как выключить. Зарядка быстро садится, — говорит бабушка и протягивает мне смартфон с большим экраном.
— Дорогой у вас телефон, — отключаю фонарик и протягиваю гаджет обратно. — Вот, держите.
Однако Глафира Семёновна не спешит забирать. Она опускает глаза вниз, трёт рукой нос, будто набираясь смелости.
— Внук подарил, — поясняет и продолжает мяться. — Слушай, тут такое дело…
Лифт подъезжает, открываются двери.
Соседка всё-таки собирается с духом:
— Не хотела тебе рассказывать. Не своими глазами видела. Но не могу больше в себе всё держать.
Поглядываю в кабинку лифта. Надо поспешить.
Глафира Семёновна продолжает заговорщицки нашёптывать:
— Когда ты уезжала две недели назад на несколько дней к родственникам в деревню, твой муж приводил к вам девушку.
Моё сердце вновь начинает бешено стучать. Заставляю себя выговорить:
— Возможно, с кем-то по работе заезжал. Разные обстоятельства бывают. Не стоит думать плохо. Но я обязательно уточню у него, что там была за девушка.
Не хочу выносить нашу с Олегом семейную жизнь на обсуждение. Мне стыдно.
Неужели там, в клубе, это была не разовая акция?
— На всю ночь! — добивает окончательно меня Глафира Семёновна, вместе с хлопнувшими перед носом дверями лифта и аккуратно вытягивает из рук свой телефон.
— Анна Викторовна с третьего этажа, своими глазами видела, как они приехали вечером и только утром вместе вышли.
— Спасибо за информацию, — отвечаю и дрожащей рукой жму кнопку лифта ещё раз.
— Ты на меня не злись. Я, как лучше хотела. Ты девчонка-то хорошая и мужик у тебя неплохой. Ты послушай бабушку и не рассказывай ему, то, что ты правду знаешь. Нужно выяснить, кто эта девушка и отвадить от мужа, пока у тебя его не увели. Вот у меня случай в жизни был…
— Извините, я очень спешу, — перебиваю и заскакиваю в лифт.
Дико хочется рыдать, да только слёзы не текут.
Не с первого раза попадаю ключом в замочную скважину. Олег мне врал! Это я знаю о некой Виоле, которую сама с ним лично застукала. А сколько ещё таких Виол у него было — неизвестно.
Захожу в квартиру и закрываю за собой дверь. Хватаю сумку и первым делом закидываю в неё документы. Открываю шкаф, глаза разбегаются. Что брать? Зимние вещи нужно мерить. Не факт, что налезут. Да, и объёмные, в сумку много не напихать.
Мой обычный размер сорок четыре превратился в сорок шесть. Светка успокаивает, настаивает, что я стала выглядеть только лучше, что при моём росте под метр семьдесят мне не стоит худеть обратно. Хорошо ей болтать — сама всю жизнь
