Кухня, кстати, вместительная, потому и стол достаточно массивный, за нем наверняка могли бы уместиться запросто шесть человек. Стулья очень мягкие, хотя сами сделаны из хромированного металла.
– Простите, а как вас зовут? – спрашивает Костя.
Мажорка открывает рот, чтобы выплюнуть очередную остроту, но парень смотрит на неё и хмурится. Максим замолкает.
– Саша, – отвечаю я.
– Очень приятно, – говорит Костя. – Да вы пейте какао, Саша, пока не остыл. Ну как, вкусно?
– Да, – соглашаюсь я. По телу распространяется приятное тепло, только теперь не имеющее ничего общего с алкоголем. Мажорка между тем опрокинула в себя чашку горячего, дымящегося чая (как только не сожгла себе всё внутри?), потом Костя налил ему вторую. Она её туда же опрокинула. Схватила печеньку, бросила в рот, схрумкала в мгновение ока и встала:
– Ладно, мне пора обратно. В ресторан. А то папик нервничать станет. Думала дома остаться, но увы. Вон, – кивнула на телефон, – сообщение прислал. Придётся опять одеваться, блин!
Меня покорежило. Опять моего отца этим поганым словом назвала. Неужели она его настолько презирает, что по-другому назвать не в состоянии? По имени могла бы просто. Или, наконец, прозвище придумать. Пусть нелепое. Зайчик там или котенок. Хотя к моему отцу, конечно, такое не применимо. Ну и ладно, всё лучше, чем «папик»!
Ах, она уезжает. Да. Верно. Пусть катится! Скатертью дорога! Хотя…
– А как же я?
– Тут останешься, завтра домой отвезу, – говорит Максим.
– Как это тут? Да ты озверела, что ли? – окончательно выхожу из себя. – Мало того, что напоила меня, так ещё и сюда притащила! У тебя совесть есть вообще, или ты её совсем променяла на свой шикарный байк и косуху кожаную! – Остапа несло, как говорится. Ещё и пары алкогольные не выветрились окончательно, и какао их несколько подогрело в крови. – Да ты в край очумела, раз думаешь, что я тут ночевать останусь!
– Батюшки! Это кто у нас тут пёрышки-то распушил, а? Слышь, птенчик, ты бы потише крякал, а? Тут все-таки люди вокруг спят, – ответила мажорка.
– Надо же! Когда ревел своим байком на весь двор в ночи, то наплевать было на людей, а тут озаботилась! – возмутился я. – Да не пошла бы ты, заботливая такая, к хренам собачьим!
Вижу, глаза у неё словно стеклянными стали. Вроде как не движутся совсем, и лицо приобрело некий… будто деревянный облик. Что это означает, интересно? Мне подобное раньше у других людей видеть не доводилось. Тем интереснее узнать, как будет дальше. У неё что, рога вырастут? Клыки? Когти? Нет, копыта, потому что она самая натуральная коза!
Тут мажорка сквозь зубы мне говорит, поблескивая стеклянным взором:
– Прекрати матом лаяться при моём…
– Да имел я в виду вас обоих! – обрывая, кричу в ответ. – Ты с моим отцом живешь, а сама к своему хахалю привела?! Гадина ты! Су… – договорить не успеваю. Мощный хук прилетает мне в левую сторону лица и вырубает. Сознание отключается, и последнее, что я помню, как плавно стекаю на пол.
Глава 5
Открываю глаза. Тут же зажмуриваю, что есть сил. По ним, словно ножами, режут солнечные лучи, влетающие из окна и, такое ощущение, что прямо мне в мозг. С трудом приподнимаю веки, чтобы осмотреться. Потолок, покрытый рельефными обоями с простеньким рисунком. Такие же незамысловатые, но уже цвета кофе с молоком, обои на стенах. Я сам лежу на большой двуспальной кровати. Слева тумбочка, на ней мой телефон. Небольшая лампа рядом.
Каждый поворот головы дается мне с огромным трудом. Так вот ты какое, похмелье. Да, лучше бы я вчера водку… Господи! Вчера! Я натворил столько, что мне теперь расхлебывать долго придется. А самое жуткое – я лежу на постели, где мажорка трахается со своим дружком!
Становится жутко противно. Резко пытаюсь вскочить, но тут же падаю: мозг словно стискивают стальными раскаленными обручами. Из груди вырывается стон, хватаю голову руками и пытаюсь сжать, чтобы унять боль. И вкус во рту… Жуть какая! Кажется, словно туда всю ночь испражнялись кошки.
В этот момент дверь открылась, в комнату вошел парень в домашней одежде. Щурясь от яркого света, смотрю на него. А, вот и он, мелкий поганец. Как его там? Костя, кажется. Да, точно. Наверное, пришёл поржать надо мной, насладиться зрелищем. Чертова мажорка! Если бы не она, я бы тут не оказался.
А где бы оказался? В номере гостиницы? Так меня в подобном состоянии разве что в какую-нибудь ночлежку на окраине пустили. С тараканами и туалетом в конце коридора. И кто бы, интересно, меня туда довез? Такси? Я был не в состоянии даже его вызвать. Едва ли вообще такое тело кто-то захотел в салон пускать.
– Доброе утро, – говорит Костя. Только сейчас замечаю у него в руках поднос. На нём стакан воды, в котором спешно растворяются, кувыркаясь, две шипучие таблетки. – Вот, выпей, станет легче.
Я вообще-то из рук врагов ничего не беру, поскольку мне противно. Но здесь моя гордость делает шаг назад, уступая головной боли. Выпиваю содержимое. Так хочется лечь обратно, но минуты не желаю оставаться в этом притоне! Здесь мажорка изменяет моему отцу! Как она может такое?! Да! И она же – только сейчас вспоминаю – вчера меня ударила! Да так сильно, что я без сознания упал! Щупаю левую часть лица. На ней заметна припухлость. Всё отцу расскажу, как эта стерва меня избила! Пусть знает, какую змею пригрел на своей груди! Ради кого бросил нас с мамой!
– Спасибо, – проговариваю сквозь зубы. Встаю, превозмогая жуткую головную боль и тошноту. Я обязан поскорее уйти отсюда. Если отец узнает, что я тут был, и мне помогали, то… Но нет. Врать не стану. Сам ему скажу! Сам!
Я спешно натягиваю штаны и рубашку, даже не стесняясь Кости, который стоит рядом и с легкой улыбкой на меня посматривает. Пусть любуется, кобелёк. Мне не жалко. Интересно, это он меня раздел или она? Да наплевать, кто.
В прихожей вижу городской телефон. Набираю номер. Но когда меня спрашивают, какой тут адрес, я в замешательстве. Откуда мне знать?! Видя мое затруднение, подходит Костя. Берет трубку, говорит название улицы, номер дома и подъезд. Он ведёт себя отрешённо. Не спрашивает больше, как самочувствие. Не предлагает остаться. Ничего не говорит
