быть радость?
А вот в пылу ссоры он тоже не думал над тем, что говорил. И тогда они сцеплялись как бешеные псы. Рычали и кусали, не отдавая себе отчёта.
А потом мирились! Также яростно и неистово, как ссорились. Иногда Элу казалось, что Аллонда устраивает сцены нарочно, ради вот этих безумных примирений. Он не знал ни одной женщины столь ненасытной и жадной до любовных ласк.
И лишь одно временами смущало… Она никогда не мечтала о том, что будет. То есть, наверное, мечтала, но не говорила об этом вслух. Он считал дни до осени, болтал о том, как лучше устроить свадьбу, где купить дом, как они заживут там вдвоём, и сколько у них будет детей. Она всегда улыбалась в ответ и иногда добавляла новых красочных подробностей, но никогда не начинала эти разговоры сама. Это было странно…
Он думал, что все женщины мира только и мечтают о том, чтобы выйти замуж. Его бывшие подружки зачастую начинали мечтать о таком без всякого на то повода, едва стоило сказать: «Добрый вечер!».
Хотя… Что он в этом понимает?
Подружек было не так уж густо. Нет, спал он со многими (всех уже и не вспомнить), но это всё было так мимолётно, пусто. Одно дело кувыркаться в постели, другое – две жизни в одну соединять.
Жить вместе. Это было ново, непривычно, сложно…
Ворон давно уже привык быть одиночкой, никогда прежде ему не нужно было оглядываться на других.
Нет, был верный друг Нивирт, были братья из вольницы. И за них он отвечал, тут не поспорить. Но женщина рядом – это совсем другое. Пришлось с невесёлым смехом признать, что жить, как все обычные нормальные люди, он просто не умеет.
Но он учился… Учился прилежно и быстро. Учился дарить подарки, выводить свою даму в милые её сердцу места, галантно ухаживать за столом, говорить приятности, расчёсывать её белокурые локоны вечером перед сном, выбирать для неё одежду и украшения, приносить что-нибудь вкусненькое с рынка, обнимать и целовать просто так, а не потому, что сейчас хочется трахнуть, присылать ей короткие записки о том, что ему надо задержаться или уехать, дабы она не ждала и не волновалась понапрасну. Он учился думать о ней больше, чем о себе. И у него получалось…
И он радовался, как ребёнок, этому новому. Ворону казалось, что он уже созрел, что пришло время остепениться. Очень хотелось скорее сыграть свадьбу. А для этого нужно провернуть ещё одно дельце, сорвать куш побольше, и всё – свобода!
Вручит своих ребят в надёжные руки Нивирта, и сбежит с любимой подальше… Ищите ворона в небе!
***
Кто он такой, Аллонда догадалась довольно быстро. Может быть, даже сразу, ещё в то, самое первое, утро. Ума ей было не занимать. А тут и гадать много не нужно.
Эливерт…
Наречие Юга и Севера не имело существенных различий, кирлийцы понимали герсвальдцев без труда. Имя его на герсвальдском диалекте означало «ворон». И Аллонда, жительница Эсендара, большого торгового города у самой окраины Кирлии, конечно, это знала – северян здесь всегда хватало с лихвой.
О том, что сам он с Севера тоже догадалась легко, хоть в отличие от тёмных северян (спасибо за это матушке-южанке) был он русым и сероглазым.
Эл и не собирался таиться. Когда она спросила пару дней спустя, есть ли у него родня, честно ответил, что мать и сестру не видел много лет, с тех пор, как их деревню разорили и всех угнали в рабство. А отец сбежал. Или, возможно, его тогда убили.
Была ещё тётка Иланга, но про неё говорить и вспоминать не хотелось вовсе. Да и, пожалуй, её тоже уже много лет нет в живых. Пусть! В Бездне ей самоё место, проклятой!
– Значит, я правильно подумала, что ты из Герсвальда, – спокойно кивнула его белокурая голубка. – Вифриец?
Эл кивнул, чуть напрягаясь. Понятно, что с Севера (в Кирлии не было рабства), понятно, что из Вифрии – только там северная и южная кровь смешались настолько, чтобы мог получиться такой вот парнишка, не похожий на герсвальдцев вовсе.
А ещё она знает, что он из вольницы, что денег у него немерено… У простого воришки столько откуда?
Ворон. Вифриец. Вор.
Да уж! Кто же ты такой, Эливерт?
Байки про Вифрийского Ворона ходили в Великом Городе не только среди своей братвы – мирный люд тоже был наслышан. Все знали, что эрр Лахти, эсендарский Глава стражей порядка, посулил тысячу фларенов за голову неуловимого разбойника и по двести фларенов за любого из его шайки.
Эливерт выжидающе смотрел на неё. Она помолчала задумчиво, подошла, уселась на колени, обвивая за шею руками, мягкие губки скользнули по его губам, заставляя забыть все тревоги и страхи.
Долгий поцелуй.
Потом она заглянула в его прозрачные серые глаза, спросила без привычного ехидства:
– А кому ты доверяешь, Эливерт? Есть в этой жизни хоть кто-нибудь, кому ты веришь?
Он пожал плечами, не зная, что ответить.
– Мне, – шепнула она чуть слышно ему в ухо, – мне ты можешь верить. Я никогда тебя не предам, Ворон. Я никогда тебя не предам, любимый, поверь!
Он обнял её двумя руками, прижимая к себе крепко-крепко, и не сказал ничего. Слова были не нужны…
***
Движение за спиной Эл уловил каким-то внутренним чутьём. Звериная натура присуща любому хорошему вору. Чувствовать такое, что словами не объяснишь. Просто угадываешь, просто знаешь. Ведь глаз на затылке нет, и даже сквознячком не повеяло, но сейчас он резко пригнулся и вильнул в сторону, развернулся стремительно, готовый отразить удар. Нападавший пролетел мимо, споткнулся и едва не растянулся во весь свой немалый рост.
– Жить надоело? – зашипел Эливерт. – Сколько раз говорить – не подкрадывайся так! Чиркну пером не глядя – будешь знать!
– И тебе доброе утро, братишка! – широко улыбнулся Нивирт, на его смуглом лице не было и тени раскаяния.
Вот он был настоящим северянином – темноволосый, кареглазый, статный красавец, на полголовы выше Ворона, и уж точно шире в плечах. Он казался сильнее, мощнее и старше. Но в шуточных схватках приятелю ни разу не удавалось одержать верх над Вороном. Не хватало ловкости. Нивирт при всех преимуществах был довольно неуклюж и медлителен.
А Эливерт с детства отличался изворотливостью. Шустрый до неуловимости, гибкий, хваткий и… хитрый. Соображал он очень быстро. И не просто махал кулаками, Эл успевал думать, угадывать: куда нанести
