Зимин со злостью. – Я её со школы любил, а она выбрала твоего отца. Разве это правильно? Где теперь они оба?
– Вы были в доме в ночь смерти мамы? – тихо спросила Ира.
– Был, но тебе этого не доказать. Больше двадцати лет я ею дышал, пока она снизошла до меня. Когда пропал твой отец, я уже тогда предлагал выйти за меня замуж, но она отказала, и я ждал. Дурак был. Ты знаешь, на чём я её взял, устав ждать? На любви к твоей беспутной сестрёнке. Мать бы в гробу перевернулась, узнай, что она вытворяет, но нет, сама под меня легла, спасая сопливую дочь от тюрьмы за дурь. Эта соплячка, – он кивнул на Асю, – мать родную подставила, а дружков своих не сдала. Меня ненавидела, мать стала презирать, а компанию мажоров не бросила потому, что дура. Будь умнее, догадалась, что дружки и «позаботились» о ней. – Зимин на секунду замолчал. – Оказалось, что уступив, Светлана очень быстро стала мне неинтересна. Это была не любовь, а обида, уязвлённое самолюбие. Она, стерва, даже не пыталась как-либо притворяться, что я ей нужен, и хотела со мной расстаться. Разве я мог это допустить? Что мне оставалось делать?
– Папе вы тоже помогли исчезнуть? – спросила Ирина с дрожью в голосе.
– Нет. Его просто никто никогда не искал. Нельзя было, чтобы его нашли ни живым, ни мёртвым. Живого бы мать простила, по мертвому – скорбила. Человек уехал на рыбалку и пропал, бывает. Может он имитировал свою смерть, ведь тело так и не выбросило. Здесь я чист,– говорил он, разглядывая Ирину. – Ты напоминаешь мне Светку в молодости. Глаза – синие, глубокие и умные, а фигура и грудь даже лучше, чем у матери.
– Я не знаю, что у вас на уме, но очень прошу, в память о маме, оставьте нас и уходите. Вы и так нас изрядно напугали.
– В память о маме? Плевал я на вашу маму и на память о ней. Я выбросил её из головы и из сердца, когда она перестала дышать. А уйду я тогда, когда захочу, а захочу я не скоро, – оскалился он. – Ты, дурочка, ждёшь приезда полиции? Какая ты наивная и глупая. Расслабься и получай удовольствие. Они не войдут в дом, заметив у ворот мою машину, – сказал он и с силой рванул на себя блузку Ирины. – Или ты забыла, где и кем я работаю?
– Пожалуйста, не надо, – просила она, не давая повалить себя на стол. Но Зимин хотя и пьян, был гораздо сильнее Ирины. Его руки были словно тиски.
– Я хотел быть с тобой деликатным, но ты сама выпросила, – сказал он, ударив её по лицу рукой, всё ещё державшей пистолет. – Ещё раз дёрнешься, и я тебя пристрелю, как собаку. Вы, девочки, меня недооцениваете. Теперь вы обе в моей власти. Будете ходить по струнке и делать то, что я скажу. Я изведу всю вашу породу.
– Олег Васильевич, товарищ майор, отпустите девушку, – попросил мужчина в гражданской форме, появившийся в дверях. – Не усугубляйте положение. – На пороге стояли человека три с оружием в руках.
Зимин, стоя рядом со столом, на котором полулежала Ирина, развернулся к двери и направил пистолет в сторону говорившего.
– Стоять! Я дважды повторять не буду, – усмехнулся Зимин, – Кто первый переступит порог – ляжет. Живым мне не быть, но и вас парочку прихвачу с собой.
Ирина согнула ноги в коленях и с силой толкнула Зимина, стоящего к ней боком. Тот не удержался и падал, когда прозвучал его выстрел. Он упал между кроватей девушек, которые стояли поперёк комнаты напротив стола. Спинки у кроватей были слишком низкие, чтобы ухватиться за них и удержаться на ногах. Пуля, выпущенная из его пистолета, угодила в стену напротив. Всё произошло в считанные секунды. В комнате девушек стало тесно от вбежавших людей в гражданской одежде.
– Он мёртв, – сказал один из них. – Здесь пирамида в виде соляного светильнику, он разбил об неё голову.
– Зови понятых, – попросил второй. – Скорая подъехала? Пусть заходят. Нужно посмотреть девушек, – освобождая руки Ирины от пояса, говорил он. – Чем он тебя стукнул?
– Кажется рукой с пистолетом. В соседней комнате наша бабушка. Она не говорит, но всё слышит. Пусть доктора посмотрят в первую очередь её, – сказала Ирина, доставая из шкафа футболку для себя и сестры. – Можно нам переодеться?
– Вещи, которые снимите, положи в отдельный пакет, – тихо ответил второй, освобождая от наручников Настю, которая тихо рыдала. – Где мы можем составить протокол?
– Пойдёмте на кухню за стол, – предложила Ирина. – Я загляну к бабушке, – сказала она и, не дожидаясь ответа, пошла в комнату бабушки. – Бабушка, родная, ты не переживай. С нами всё в порядке, – успокаивала её Ирина, присев рядом. – Зимин приехал пьяным, устроил маскарад с пальбой, напугав нас. Ты успокойся, а я с полицией закончу и сразу к тебе, – говорила она, вытирая на лице бабушки слёзы и целуя её в щёку. – Она справится? Что выпить сестре? – спросила она доктора.
– Давление мы нормализуем, уколем успокоительное, не волнуйтесь, – ответил врач скорой помощи. – Держите таблетку для сестры. Вам самим врач не нужен?
– Спасибо. Я справлюсь, – ответила Ирина, взяла смартфон с полки и прошла в кухню. – Скажите мне честно: вы будете защищать честь мундира или разбираться по существу? – спросила Ирина приезжего. – Если предъявите мне превышение пределов самообороны, найдёте адвоката? – спросила она равнодушно, глядя мимо него и отправляя запись на свой почтовый ящик. – Только, для начала, послушайте, о чём говорил ваш коллега. – Положив смартфон на стол, она включила диктофон, наполнила чайник водой, нажала кнопку и протянула сестре стакан и таблетку. – Ася, выпей, её доктор дал. У нас с тобой на сегодня много дел. Меня от страха и напряжения саму колотит, но это надо пережить. Прошу тебя, не добавляй мне проблем.
Пока следователь слушал запись, сёстры успели выпить по чашке чая. Несмотря на то, что на улице был полдень июля месяца, обеих знобило. Карета скорой помощи уехала, увезли труп, авто Зимина отогнали в отделение.
– Как вы додумались сделать запись? – спросил следователь, глядя пристально на Богданову старшую.
– Чуть больше месяца назад нас навещала дочь Зимина. До её отъезда, мы учились в параллельных классах. Она сама мне звонила и просила о встрече. Мне не так часто звонят и её входящий должен остаться в телефоне. Лена просила, чтобы мы держались от Зимина подальше, не принимали от него помощи, как будто извинялась за отца. Я с ним не виделась месяца три, особо
