свою сестру из-за рака. После того как сестре Рены поставили диагноз, она завела блог, полный вдохновляющих историй людей, победивших болезнь, чтобы дать надежду. Теперь, когда ее сестра скончалась, Рена продолжала вести блог в ее честь.
После боя Глеба завалили историями о людях, которые боролись с самыми разными проблемами. Начиная с физических, заканчивая эмоциональными и ментальными. Каждая история была очень личной и уникальной, но у всех них была общая тема: благодаря ему у них теперь появился проблеск надежды. Он вдохновлял их на продолжение борьбы.
Как бы ему ни хотелось забыть последние пять лет, он знал, что каждый день — это подарок, и если его история может помочь хотя бы одному человеку, который изо всех сил пытается пережить свои мрачные времена, то он несет ответственность за это.
Итак, он был здесь. Ждал. По крайней мере, у него была еда, которая составляла ему компанию.
Глеб откусил последний кусочек восхитительного ростбифа и пришел в восторг от вкусовых ощущений, когда услышал, как кто-то прочистил горло, прервав его эйфорию.
Он открыл глаза и увидел перед собой своих двоюродных сестер Алину и Нину. Одна бровь Нины удивленно приподнялась. Алина стояла рядом с сестрой с милой улыбкой, нежно покачивая двухместную коляску, в которой спали ее девочки-близняшки Полина и Паулина.
Алина и Нина, может быть, и сестры, но они абсолютно разные, не только внешне. Нина была высокой блондинкой, которая всегда говорила то, что было у нее на уме. Алина же была миниатюрной брюнеткой, сдержанной и с мягким голосом.
— Ты с таким вожделением смотришь на этот ростбиф, что, возможно, вам следует снять номер, — предположила Нина. — Я могу спросить Симу, свободно ли что-нибудь наверху.
Глеб лишь наполовину шутил, когда ответил:
— Если бы я мог жениться на этом ростбифе, я бы женился.
Как бы сильно он ни скучал по своему брату и племяннице теперь, когда переехал в Москву, присутствие здесь родственников немного смягчило боль.
— Кстати, о еде. — Нина указала через плечо на стойку. — Я собираюсь взять нашу.
Когда она отошла, Алина снова повернулась к Глебу, и в ее глазах читалось неподдельное беспокойство.
— Я рада, что наткнулась на тебя. Мне было интересно, как ты себя чувствуешь.
Из четырех своих двоюродных братьев и сестер Мозалевых Глебу наиболее близки были Алина и Дима. Его старший двоюродный брат Андрей был ровесником Гены, так что они вдвоем всегда занимались тем, что положено делать только «детям постарше». А Нина была необузданным ребенком. Она влипала в неприятности везде, где только могла их найти. Алина же всегда была где-то поблизости и тихо наблюдала. Она сидела и читала рядом с ним и Димой, когда они играли в денди, или она сидела и читала на лавочке, пока они с Димой строили планы по захвату мира. Или она сидела и читала на тротуаре, пока они с Димой катались на великах по окрестностям.
Все еще было трудно поверить, что она — мама близнецов.
— Я чувствую себя хорошо. Отдохнувшим.
Прошлую неделю он провел в режиме восстановления. Он прошел несколько сеансов криотерапии, чтобы помочь своим клеткам восстановиться, и много спал. У него немного болели плечо и поясница, но в остальном он чувствовал себя хорошо.
— Мы собираемся прогуляться по центру. Присоединишься?
Алина продолжала качать коляску, а девочки все так же спали.
— Не могу. Я здесь, чтобы кое с кем встретиться.
— О? — Лицо Алины просветлело.
— Нет. Все совсем не так. Она блогер.
— Еще одно интервью! — Ее плечи сочувственно опустились.
Его семья знала, как сильно он ненавидел общаться с прессой.
— Ага. Но если я закончу пораньше, напишу тебе, и, может быть, к тому времени эти сони проснутся.
Нина подошла к ним с пакетом готовой еды в руках.
— Я готова. Ты идешь?
— Он не может. Он здесь кое с кем встречается, — вела ее в курс дела Алина.
— О? — Выражение лица Нины просветлело от интереса.
— Чтобы дать интервью, — закончила Алина.
— Извини, — посочувствовала Нина.
Тон Алины стал оптимистичным, когда она разворачивала коляску, направляясь к двери:
— Ты придешь на ужин в воскресенье, верно?
Ничего на свете не могло оторвать его от стряпни тети Раисы. Ее пирожки были настолько идеальны, что таяли во рту, а медовик был настолько вкусным, что за него можно было убить. Во время тренировок ему приходилось воздерживаться от воскресных ужинов, чтобы не нарушать диету. Но в эти выходные он планировал по полной оторваться и наесться до отвала.
— Да. Я буду.
Он помахал им вслед, когда они уходили.
Глеб наблюдал из окна, как его двоюродные сестры посмотрели в обе стороны, прежде чем перейти дорогу. Его взгляд скользнул вдоль улицы.
Он оглядел район, и точно так же, как это было, когда он приехал, в его груди поселилось чувство умиротворения. У него не было никаких сомнений в том, что именно здесь его место.
Он как раз собирался снова проверить свой телефон, когда тот зазвонил. Он поднял трубку и увидел сообщение от Милы, сообщавшей ему, что Рена опаздывает, у нее что-то случилось с машиной, но она скоро будет.
Он ответил, что подождет.
Откинувшись на спинку стула, он поднял руку над головой и схватился за локоть, чтобы размяться. Снова выглянув в окно, он заметил, что к ресторану подъехала машина и припарковалась напротив. Точнее, он заметил потрясающую женщину, сидевшую в машине, припаркованной теперь прямо перед окном.
Первое, что привлекло его внимание, — темно-каштановые волосы, ниспадающие на гладкую кожу ее обнаженного плеча. Полные вишнево-красные губы располагались под милым носиком-пуговкой. Ее кожа была кремовой и казалась мягкой на ощупь. Его внезапно охватило желание просто протянуть руку и прикоснуться к ней.
Глеб прищурился и наклонился вперед, пытаясь разглядеть ее получше через стекло. Она разговаривала либо сама с собой, либо по телефону. Он зачарованно наблюдал, не в силах оторвать от нее взгляда, когда она сделала несколько глубоких вдохов. Она выглядела взволнованной. Напуганной. Растерянной.
Каждый инстинкт в его теле пробудился к жизни. Он хотел исправить то, что ее беспокоило. Он хотел сделать правильным все, что было неправильным в ее жизни.
В глубине души он понимал, что это безумие. Но в данный момент все, что его заботило, — это то, что впервые за многие годы он что-то почувствовал. Что-то мощное. Что-то грубое. Что-то интуитивное. Она снова заставила его чувствовать.
Глава 4. Знак
— Ты где, солнышко? — спросила мать, когда ее лицо появилось на экране Анны.
— В Москве. — Анна заговорила
