болото.
Светлые дни мажет черная тушь.
Ангелы губят случайным уходом
Тысячи взрослых ослабленных душ.
Сколько еще не случилось объятий?!
Сколько любви не слюбилось еще?!
Ты ничего не успел к этой дате,
Но этой жизнью ты был восхищен.
Больно. Как больно… и боль не утихнет.
Страшно. Как страшно мир видеть пустым.
В нем ты невидимый ангел-хранитель,
А не товарищ, не внук и не сын.
Дождемся…
Лето-писатель поставило точку.
Осень-редактор срывает листы.
В зимние книжные впустят досрочно,
Там мы дождемся о веснах посты.
Первый снег
День возвращается обратно из постели
Ползком в размоченную в кофе суету.
Остатки осени уже отшелестели,
На первоснежную меняясь пустоту.
Никто не ждал вчера, но рыжая девчонка,
Неделю яркую с ветрами покружив,
Без украшений золотых ушла по тонким
Печалям брошенной березовой межи.
Для коммунальщиков погода усложнилась.
Дворняги греются в дыханье теплотрасс.
Забились голуби в чердачную унылость.
Так наступает у природы тихий час.
Замри и ты, моя запасливая память.
Листок упал. И не вживить обратно в ветвь.
Я не решался в жизни многое исправить…
Мой гений горд, а дух мой слаб, скорее, даже ветх.
Зима идет. Ее голодные сугробы
Съедят ошибок падаль, словно обнулив,
Закаты теплые, холодные восходы
И весь накопленный за осень негатив.
Книгатив
Лежишь – матрасы мнешь. От книг и разговоров нет опыта – по ним чужой проходишь путь. Попробуй вечером вглядеться в мониторы домов. Там в спаме быта можно утонуть. Избавься ты от этих дуг, что над глазами – их хмурый вид, как раритетный механизм… Увы, твое лицо стареет, и с годами его с лихвой морщинит гнусный пессимизм.
Смешно, в дожде ты видишь тучные отбросы, небесный отжим, мусор, облачную слизь. Они стремительно стекают по откосам и проникают через плинтус в твою жизнь. Среди людей невзрачна, как в толпе монахов, уныло топчешь взглядом контуры теней, не понимая, в чем причина псевдострахов, легко сжигающих сетчатку светлых дней. Ты брезгуешь лучами солнца откровенно, не входишь чувствами в рассветные дары. Читая Кинга днем в обложках толстостенных, вновь погружаешься в «фантастные» миры. Текучесть букв, узоры слов, страниц касанья, как корвалол, кренит в покой спонтанный нрав. Свободно отдаешь себя на истязанье Ллюбому автору, кто в выдумках был прав.
Одна зима тебя по-прежнему не бесит, пледово-кресельные дни уходят в сток. И с новым снегом грузишь сборник старых песен – из «нулевых» неактуальный русский рок. Так скрупулезно, тихо, с леностью упрямой кладут снежинки на асфальт сырой винты. Зстыв, их позвонки хрустяще-шепеляво тропой копируют от криперсов следы.
Тайком в дневник запишешь прелесть первоснега, короткий кайф, кривя душой, похоронив. Начнешь сначала все с кроватного забега: старт одиночества, бесцельный книгатив.
Себе
Ты не поэт. Не будешь признан.
В дурном потоке стиходелов
Чуть, может, более умело
Утонет твой бездарный призрак.
Ты человек. Не надо хлопать.
Но лесть не сгубит эгоиста.
Ты в альманахе будешь издан,
Что в воздухе оставит копоть.
Ты не пример для подражаний,
Не грезишь титулом кумира.
Тщеславность в рамках нивелира
На градус ниже ожиданий.
Ты не умеешь выделяться,
В печатном слове бить банальность,
Держась за камень-гениальность,
Своим сарказмам умиляться.
Но время выделит седины,
И под тисками убеждений
Кусты твоих стихотворений
Заполнят книжные витрины.
