слышу.
— А что ты рассматриваешь? Тут ничего нет… А-а-а, — догадался мальчик, — ты опять воспоминания видишь?
— Да-да, — быстро ответил я, боясь «спугнуть» это странное состояние.
Заметив что-то прозрачно-синего цвета рядом с лицом, я обнаружил, что рядом стоит фантом Ируки. Тот замер в боевой стойке с кунаем в руках, точно хотел ударить мальчика. Меня снова накрыло чужими ощущениями. Даже через толщу лет я почувствовал ту бурю эмоций и выделявшуюся в ней ненависть, которую испытывал Умино, глядя на мальчика, прячущего маску краем «плаща». Выражение лица Ируки легко расшифровывалось как «я тебя ненавижу и убил бы прямо тут». Младший Наруто, похоже, тоже это почувствовал: он эмоционально, но беззвучно для меня что-то сказал Ируке. В глазах у ребенка стояли слезы. Даже зная, что ничего плохого не произойдет, мне все равно было страшно за Наруто. В конце концов, наорав на мальчишку, Ирука исчез, а следом за ним растворился и призрачный Наруто.
"Какой же все-таки “хороший, добрый человек и заботливый учитель” был тот, в кого я попал, — с сарказмом подумал я и, поморщившись, покачал головой. — Аж тошнит от этой мрази. Я многое могу понять, но то, что он только что чуть не убил ребенка… Нет! Этого я понять не могу".
Как раньше, я рассказал Наруто о том, что видел, немного сгладив «острые углы», а он кивнул и сказал:
— Раньше ты вообще ничего не слышал, когда воспоминания видел.
— А теперь не слышу, что эти фантомы говорят. Впрочем, лучше видеть одновременно и настоящее, и беззвучные воспоминания, чем видеть только случившееся и в этот момент поцеловаться со стеной или столбом.
Один раз, засмотревшись в прошлое, я ударился плечом об забор и очухался, только оказавшись на земле. Благо я свалился на безлюдной улочке, а не в центре: меня и так считают странным.
Молитвенно сложив руки, Наруто смотрел на строчку с фамилией Узумаки, а я в который раз поморщился от цинизма Третьего. Некоторые строчки были полностью забиты только фамилиями без имен, но от Ируки скрывать было нечего.
Умино Кохаку и Умино Майн. Морской янтарь и Морская Храбрая защитница. Отец и Мать. Не мои родители, но сердце сжималось все равно.
Для приличия я тоже сделал вид, что молюсь, а потому не сразу понял, что что-то изменилось. Прямо из воздуха появилось женское лицо.
Фантом Майн оказался так близко от моего носа, что я отшатнулся, но она тепло и ласково улыбнулась, несмотря на текущую по ее лицу кровь, и поцеловала меня в лоб. Этот фантом был так реален, что я почувствовал тепло от капнувшей на щеку красной капли.
"Она не моя мать, — задержав дыхание, мысленно тараторил я. — Она не моя мать. Она не моя мать. Она не моя мать!"
Призрак исчез, никак не показав, что его моя «мантра» задела, и я смог вздохнуть свободно.
— Идем? — Наруто смахнул с монумента сухой листок.
Сделав вид, что ничего не произошло, я кивнул:
— Да, конечно.
От кладбища к дому Наруто было добираться гораздо дольше, но уже через полчаса прыжков по крышам мы расстилали футоны, готовясь ко сну. Старый матрас, который облюбовало голубиное семейство, мы выбросили на крышу, чтобы утром убрать куда-нибудь. Вслед за матрасом я хотел и гнездо с яйцами вышвырнуть, но мелкий у меня его отнял, поставил на балкон и сказал, что если я этот грязный комок веток выброшу, то он обидится. А чтобы голубь-папа и голубь-мама нашли своих птенцов, нарисовал стрелку на стене и приписал: «Голуби-детки».
У меня просто язык не повернулся после этого сказать, что ничего не выйдет, а яйца быстро стухнут или их сожрут кошки. Да к тому же соврать, что птицы, учуяв чужой запах, редко остаются у своих гнезд, даже если там остались птенцы. У птиц, кроме хищных, обоняния вообще нет. Ну не люблю я этих летающих крыс, гадящих на памятники, не люблю.
Когда лег, понял, что уснуть не получится, и не только из-за мыслей о биджу, будущем, странных глюках и обо всем в целом. Между самодельным балконом и коридором гулял нехилый сквозняк, и пока я не завернулся в футон, как в кокон, даже зубами постучал пару раз. Заснул только ближе к утру, когда додумался заткнуть щели тряпками.
— Почувствуй себя бомжом… — зло буркнул я, подтянув ноги к груди, чтобы сохранить тепло. В палатке было теплее!
Мы когда возвращались в Коноху с караваном, вторую половину пути спали или под крышей, или в футоне и в палатках. Было комфортней, чем на полу в этой конуре. Как Наруто тут жил с шести до одиннадцати с половиной лет, совершенно непонятно. Пять с лишним лет на холодном чердаке. Бр-р!
Утро началось с громкого курлыканья со стороны балкона, скрипа досок и воя древнего, как лепешка мамонта, водопровода.
Наруто то ли умываться пошел, то ли воду набрать в чайник. Недовольно замычав, я закрыл голову одеялом, решив во что бы то ни стало поспать еще, благо после долгих миссий обычно давали отдохнуть.
— Выходной, выходной, — бурчал я, — спать, спать…
Казалось, стоило только задремать, как я услышал чьи-то голоса. Под входной дверью ругались какие-то мужчины и шумели, сволочи, громче, чем голубиное семейство за тонкой дверью на балконе. А затем заскрежетал замок. Наш замок, а не соседей!
Спросонья я вытаращился и принялся хлопать по полу рукой в поисках оружия. Да только не клал я вчера кобуру для кунаев у футона, но привычкам плевать.
— Все, что тут есть, бросайте в мешки, — указывал кому-то прокуренный хриплый голос, — и несите на помойку! Чтобы тут было чисто, как в храме перед праздником!
Из коридора на меня смотрела странная делегация. Впереди был мужик в простом коричневом кимоно без рисунка, рядом с ним — слегка полноватый тип в пыльном костюме, при галстуке и со здоровенным тюком синего цвета в розовую ромашку на спине, а за ними двое с ворохом пустых черных пакетов в руках. Я так опешил, что даже не смог ничего сказать, просто тупо пялился, безостановочно смаргивая мутную пелену.
Холеная физиономия с глазами, как у бульдога, сморщилась, затем покраснела, а ее обладатель нагло и по-хозяйски зашел в комнату.
— Ты
