Никто так и не был обвинен в преступлении, но об этом говорили по телевидению несколько недель. Я все еще переживала смерть собственной матери и не обратила особого внимания на случившееся. Теперь я жалею, что не обратила.
Я: Он может стать моим женихом.
Я знала, что она будет неистово требовать подробностей, но у меня не было времени. Вдалеке уже звенел дверной звонок.
Пора посмотреть, что приготовила мне судьба.
Я сделала еще один глубокий вдох и заставила себя отбросить прогорклый букет тошноты, распустившийся в моем желудке. Стук моих каблуков по деревянному полу возвестил о моем приближении. Когда я завернула за угол, все трое мужчин стояли. Мой отец. Мой брат. И мужчина из кафе двумя днями ранее.
Мои легкие сжались, застыв от шока, а ноги не хотели сдвинуться ни на дюйм.
Внезапно кусочки головоломки начали вставать на свои места.
Вот как он узнал, кто я. Почему он не задавался вопросом о моем молчании, и почему Умберто был в ярости, увидев его. Этот человек был смертельным соперником. Прекрасное чудовище, которое должно было стать моим мужем.
Отец начал произносить вступительные слова, подстегивая меня, но в ушах слишком громко звенело, чтобы разобрать его слова. Я механически прошла к креслу рядом с Коннером, и он помог мне сесть, прежде чем сесть сам. Я смотрела прямо перед собой, не в силах встретиться с его глазами. Эти завораживающие кобальтовые глаза, которые привлекли меня, как только я вошла в комнату.
Это был человек, за которого я собиралась выйти замуж.
Человек, который несколькими быстрыми ударами превратил Умберто в кровавое месиво. Человек, чья доминирующая личность оставалась со мной еще долго после того, как он покинул помещение, и который прямо признался, что он не был порядочным человеком.
Какая прекрасная катастрофа.
Он. Моя жизнь. Наш предстоящий брак.
Я не могла думать ни о чем из этого. К счастью, мой мозг, похоже, не мог функционировать рядом с ним. Его присутствие заполняло комнату, давило на стены и вытесняло воздух, затрудняя дыхание.
Никогда еще я не была так рада, что от меня не ждут никаких слов.
— Приятно познакомиться с тобой, Ноэми. Могу я предложить тебе немного вина? — Коннер спросил холодно, как будто это был его дом, а я — гостья. Я представляла, что он чувствует себя как дома везде, где ему вздумается, потому что он так считает. Его присутствие было настолько властным, что я не была уверена, что ураганные ветры осмелятся вздыбить хоть один волос на его голове, опасаясь его гнева.
Я кивнула.
Мой взгляд зацепился за черные чернила на тыльной стороне его левой руки. Я не заметила этого в кофейне. Роза. Она тянулась вверх под манжеты его дорогого костюма, и я не могла не задаться вопросом, какая часть тела под ним была отмечена подобным образом.
Я отпила глоток вина, внезапно почувствовав жажду.
Коннер и мой отец начали непринужденную беседу, оставив меня наедине со своими мыслями. То, что меня было трудно вовлечь в разговор, было вполне объяснимо, особенно если учесть, что такие мужчины все равно редко вовлекали женщин в свои дела.
Я задавалась вопросом: если этот мужчина знал, что я не разговариваю, почему он выбрал именно меня? Или в этом и был весь смысл? Ему нравилась идея молчаливой жены. Неужели я собиралась попасть в руки человека, еще более деспотичного, чем мой отец? Что будет, если после свадьбы он узнает, что я могу говорить? Неужели мне придется молчать вечно, чтобы обезопасить себя?
Мое сердце пустилось в олимпийский бег, голова закружилась.
Коннер говорил с моим отцом, но я могла слышать только гипнотические полутона его глубокого голоса, потому что в ушах у меня звенело. Затем твердая рука медленно сжала мое подпрыгивающее колено, заставив мое тело замереть. Мой отец не мог видеть, что происходит под столом, и Коннер продолжал говорить, как будто грубая кожа его ладони не держала меня в плену, но каждая фибра моего существа была сосредоточена на месте соприкосновения наших тел.
Медленно, очень медленно, его большой палец провел взад-вперед по моему колену.
Он… успокаивал меня? Не совсем. С его стороны этот жест больше походил на приказ успокоиться — несколько авторитарный жест, но, тем не менее, он сработал.
Мой пульс вернулся к нормальному ритму, устранив угрозу остановки сердца. Наконец, я сделала длинный, ровный вдох, наполняя легкие столь необходимым кислородом.
Затем так же неожиданно, как и появилась, его рука исчезла — как будто такое общение было нормальным между нами. Как будто я не встретила этого человека всего десять минут назад. У меня возникло ощущение, что время и пространство ничего не значат для Коннера Рида. Он устанавливал правила в своем мире, а остальные должны были подстраиваться под них.
Коннер был таким же внушительным, как и мой отец, может быть, даже более внушительным. Что это означало для меня? Жизнь в ужасе и боли? Я не была в этом уверена. По какой-то необъяснимой причине его доминирование не вызывало во мне такого же страха, как отцовское. Может быть, я просто безнадежный романтик, в чем он меня обвинял, и его красота ослепила меня?
Неопределенность моего состояния пугала меня, но что касается Коннера, то я не была уверена в своих чувствах. Он оказал на меня глубокое влияние — этого я не могла отрицать. Настолько сильно, что было трудно точно определить, что я к нему чувствую.
Но он был моим женихом, так что я должна была выяснить это в ближайшее время.
ГЛАВА ЧЕТВЕРТАЯ
Рядом с отцом она вела себя иначе, чем в кафе. Или она просто вела себя по-другому теперь, когда узнала, кто я? Невозможно сказать, но перемены в ней были очевидны.
Неделю назад она была смелее, даже в своем молчании. Когда я впервые встретил ее, я ожидал увидеть оболочку девушки, хрупкую и скорбящую. Ноэми не была даже отдаленно сломлена. Я даже не был уверен, как ее вообще посчитали травмированной. Мне хватило одного короткого общения, чтобы понять, что потеря, которую она понесла, не будет проблемой.
Более того, я почувствовал мгновенное желание узнать о ней больше. Мое любопытство было настолько велико, что это пугало меня. После нашего короткого общения жажда большего грызла меня изнутри. Это было так тревожно, что я потерял самообладание с этим ее засранцем телохранителем. Мне не следовало бить его, но я был так на взводе, что
