тканью. Затем команда подсоединила шланг к цистернам и откачала двести тысяч галлонов канадского виски в дубовые бочки, находившиеся в трех домах на берегу. Покупатели забрали виски из этих домов.
Эксперты из казначейства подсчитали, что за период с 1926 по 1933 год Дылда получил более 40 миллионов долларов прибыли только от нелегальной торговли спиртным.
После отмены сухого закона Цвиллман занялся также рэкетом, букмекерством, игральными автоматами, автоматами по продаже сигарет и азартными играми. Он пробрался в профсоюзы, поставив своих друзей главами местных организаций, таких, как Союз торговцев спиртными напитками Нью-Джерси, Международный союз инженеров, Союз работников розничной торговли, профсоюз водителей грузового транспорта и Союз технических работников кино.
В 1942 году бизнесмен из Ньюарка направил Эдгару Гуверу конфиденциальное письмо, где горько сетовал на то, что Цвиллман захватил власть над коммерцией в городе. «Дылда Цвиллман интересуется любым производством и открыто признает свою связь более чем с пятьюдесятью фирмами, которые платят дань ему и его приспешникам», — писал он. Далее автор письма перечислял крупные концерны, платившие Дылде за то, что он не трогал их и позволял вести свою деятельность.
«Знаете ли Вы, что мистер Эбнер Цвиллман сидит в своем кабинете в компании „Паблик сервис тобакко“, Хиллсайд, Нью-Джерси, а уважаемые бизнесмены приходят к нему и умоляют оставить их в покое, чтобы иметь возможность беспрепятственно заниматься делами?»
Будто желая подчеркнуть антиамериканский характер Цвиллмана и его подельщиков, автор письма замечает, что «высших чинов в военных лагерях и на призывных пунктах запугали», чтобы людей Цвиллмана не призывали в армию и «чтобы держать их в теплых местечках, пока другие сражаются и умирают».
Письмо заканчивалось уверениями, обращенными к Гуверу, что «каждое слово здесь — правда. Это несложно будет проверить, так как помощники гангстера настолько осмелели, что открыто хвастают своими достижениями».
Дылда тесно сотрудничал с главарями итальянской мафии в Нью-Джерси Анджело де Карло, Джерардо Катена и братьями Моретти, Вилли и Сэлом, равно как и с деятелями нью-йоркской организованной преступности Мейером Лански, Багси Сигелом, Лепке Бухалтером, Фрэнком Костелло и Лаки Лучано.
Цвиллман особенно близко сошелся с Сигелом. Каждый раз, приезжая в Лос-Анджелес, он первым делом навещал Багси. Они много времени проводили вместе, Цвиллман часто останавливался в доме Сигела. Однажды Дылда сказал, что для Сигела сделал бы что угодно, «о чем бы он ни попросил».
По мере того как состояние Цвиллмана увеличивалось, росло и его политическое влияние. Он превратил подкуп в искусство, начиная с постовых полицейских и заканчивая обвинителями и судьями. Полиция не только смотрела сквозь пальцы на нелегальную торговлю спиртным, ее сотрудники даже сопровождали грузовики от доков до складов, где хранилось виски. Обвинители Ньюарка стали специалистами в технике исчезновения улик и совершения грубых ошибок при составлении обвинительных актов. Судьи отклоняли обвинения или назначали мелкие штрафы. Самые смелые даже торговались о сумме взятки прямо в зале суда. За счет коррумпированных полицейских, обвинителей и судей Ньюарк превратился в столицу нелегальной торговли спиртным.
Политическое влияние Цвиллмана продолжалось много лет после отмены сухого закона. Лидер демократов округа Эссекс, штат Нью-Джерси, регулярно обращался к Цвиллману, чтобы тот одобрил список кандидатов от демократов. Если Цвиллман отклонял чью-либо кандидатуру, его не номинировали на выборы. До сороковых годов мэр Ньюарка и трое из пяти городских инспекторов были обязаны своим положением Дылде.
Мэр города Мейер Элленштейн когда-то был стоматологом. Один из подручных Дылды вспоминает, что Элленштейн «был прекрасным зубным врачом. Только решил, что заработает больше, если станет мэром». Но к концу срока его полномочий «он был разорен. У него не было ни гроша. Он — единственный бедный мэр Ньюарка. Лучше бы он остался зубным врачом».
Только связи Дылды спасли его в тот единственный раз, когда его арестовали и отправили в тюрьму.
Его посадили за избиение местного сутенера, собиравшего дань с должников Дылды. Этот сутенер совершил страшную ошибку, забрав себе собранные деньги. Дылда преподал ему урок: он избил его дубинкой, сломав при этом три лицевые кости и превратив все его тело в сплошной синяк. Сутенеру повезло. Дылда сказал, что пожалел его, потому что тот был негр, оттого и не убил. Дылду признали виновным в нанесении тяжких телесных повреждений и приговорили к шестимесячному заключению.
В тюремной камере у Дылды был телефон, к заключенному пускали посетителей в любое время, а еду приносили особую.
Друг Цвиллмана Ицик Голдстейн вспоминает, как стоял на углу Принсесс и Спрингфилд-авеню однажды весной в четыре часа утра, а рядом «остановилась машина, и из нее вышел Дылда с двумя парнями. Тут я сообразил, что ему полагалось быть в тюрьме, в Колдуэлле. Я говорю: „Господи, да он. же должен быть в Колдуэлле“. И спрашиваю его: „Дылда, ты что здесь делаешь?“ А он отвечает: „Меня выпустили на пару часов“. В тюрьме Дылда обычно целыми днями отсыпался, а ночью выходил развлекаться. Так проходило его заключение».
Дылда отсидел три месяца. Выходя из тюрьмы, он одарил деньгами надзирателей, а одному из начальников подарил автомобиль.
Несмотря на репутацию гангстера, Дылда всегда трепетно относился к своему еврейскому происхождению. Когда его хороший друг Хайми Кугел умер, Цвиллман отказался войти в часовню, где стоял гроб. Сын Хайми Джерри не мог этого понять. Ему было обидно, ведь он знал, что покойный любил Цвиллмана. После церемонии прощания он подошел к Дылде, стоявшему на улице, и спросил, почему тот не вошел внутрь, Чтобы почтить память друга.
«Я не могу, Джерри, — ответил Дылда. — Я коэн».
Джерри оставался в недоумении, пока кто-то из стоящих рядом не объяснил ему, что, будучи коэном, то есть потомком древнееврейского рода священников, Дылда не имел права находиться в одной комнате с трупом. Даже близкое знакомство и дружба Цвиллмана с отцом Джерри и его семьей не смогли заставить его нарушить ритуальный запрет.
Вероятно, самая таинственная история о Дылде связана с актрисой Джин Харлоу, секс-символом 30-х годов. Судя по всему, Дылда познакомился с ней в 1930 году, когда она была неискушенной девятнадцатилетней девушкой. В то время у Харлоу был контракт с Говардом Хьюзом, она только что снялась в его фильме «Ангелы ада». Хьюз разглядел потенциал Харлоу и отправил ее в турне по всей стране, чтобы рекламировать фильм. Одним из пунктов этого турне был Ньюарк.
Друг Дылды Док Стэчер пошел в кинотеатр «Адамс» на просмотр фильма. Перед началом показа выступала Харлоу. Стэчер был очарован ее внешностью и взахлеб рассказывал о ней Дылде. Цвиллман никогда не слышал, чтобы Стэчер так восторженно говорил о женщине, и
